Золотой жук мисс Бенсон - Рейчел Джойс

– Но как же наша экспедиция? И как же ваш муж? И потом, если вы случайно забыли, у вас ведь нет паспорта!

– Я все обдумала, Мардж. Так будет лучше всего. А вам придется нанять нового помощника.

И все. Видимо, Инид считала, что этого достаточно. Марджери ничего не поняла и, совершенно ошеломленная, ждала пояснений. Но Инид вышла из каюты и отправилась принимать душ, а когда вернулась, оставляя за собой цепочку мокрых следов и завернув полотенце на голове тюрбаном, сразу принялась рыться в своих баночках и пузырьках.

– Спорить готова, вы моему уходу только обрадуетесь, – сказала она и засмеялась.

– Неужели это все из-за этанола?

– Из-за чего?

– Из-за необходимости убивать жуков этанолом. Но ведь вам, Инид, и не пришлось бы этим заниматься. Я бы сама это делала. А вам даже и смотреть было бы не нужно. Я тоже не могла смотреть, когда в первый раз при этом присутствовала. – На самом деле Марджери практически лишилась чувств. Но об этом она рассказывать не стала.

– Нет, Мардж, необходимость убивать жуков тут совершенно ни при чем. Я просто передумала. Кстати, вы не могли бы заплатить мне как бы авансом? Я немного стеснена в средствах.

На этом их разговор и завершился. Инид взбила волосы и сделала макияж, хотя после месяца, проведенного в море, ее склянки практически опустели, так что ей приходилось вытряхивать остатки на ладонь. Затем напялила свое цветастое платье, вбила ноги в крошечные босоножки и поднялась на палубу с явным намерением разыскать своих новых друзей. Было просто невозможно себе представить, что эта женщина столько времени провалялась в постели, горюя о потерянном ребенке. В один миг она сумела вновь превратиться в какую-то посвистушку, решившую начать в Брисбене новую счастливую жизнь.

Марджери была вне себя от ярости. Нет, она и впрямь чувствовала себя неким воплощением гнева. Точнее, душивший ее гнев бушевал сам по себе, а она, Марджери, дурацкой глыбой громоздилась с ним рядом. Сперва она хотела остаться в каюте, но потом поняла, что та слишком тесна для ее гнева, поднялась на палубу и стала нервно мерить ее шагами. «Еще один чудесный денек!» – крикнула ей знакомая женщина в шляпе, и только тут Марджери осознала, что придется как-то сдержать и свой гнев, и потребность громить все вокруг. Собственно, Инид всего лишь сама сделала то, что несколькими неделями раньше собиралась сделать Марджери – она как бы сама себя уволила, – и все же Марджери не могла простить ей той легкости, с какой она предала их экспедицию. А может, она и с самого начала не собиралась ехать в Новую Каледонию? Может, она просто решила использовать Марджери? А потом притвориться, будто оказывает ей услугу, отказавшись от участия в экспедиции? Это было самое настоящее предательство, самая худшая разновидность трусости. И несмотря на все то, что Марджери уже довелось пережить в жизни, предательство Инид стало для нее непереносимо тяжким ударом. У нее было такое ощущение, словно ей по очереди вводят яд в каждую конечность, и он, постепенно распространяясь по телу, как бы выдавливает из нее жизнь. Да, она поступила как последняя дура, поверив Инид. И как последняя дура почти полюбила ее. Марджери выплатила Инид наличными ту сумму, которая причиталась ей в качестве зарплаты, и сказала, что больше не желает ее видеть. Ей хотелось поскорее с этим покончить раз и навсегда.

И теперь, стоило Инид войти в каюту, Марджери брала свою трость и сразу же уходила. Собственно, трость ей больше не требовалась, но каждый раз, как она видела Инид, ей хотелось захромать, просто чтобы та вспомнила, что стало причиной этой хромоты. Между тем Инид сходила в корабельный салон красоты, и ей там выкрасили волосы в цвет лимонного шербета. Она все больше времени проводила в обществе Тейлора, который за время плавания настолько растолстел, что даже купил себе новый дешевый костюм. Было в этом человеке нечто нелепое, но одновременно чувствовалась в нем и некая опасная самоуверенность, граничившая с наглостью, от которой Марджери то и дело становилось не по себе. Она видела, как Инид болтает с Тейлором на противоположной стороне палубы, как она смеется всяким глупостям, которые он говорит ей на ушко, как она виснет у него на плече, словно и пары шагов не может пройти без его помощи. Все это вызывало у Марджери ощущение какой-то внутренней пустоты, словно душу ее иссушили дотла. А в самый их последний день на корабле к Марджери неожиданно подошла та женщина в шляпе и сказала, что слышала, как ужасно Инид ее подвела.

– Между нами говоря, она как раз из людей такого сорта, – презрительно заметила она.

Когда они подходили к Брисбену, как раз подул зловредный южный ветер, вызвавший отвратительную зыбь, так что последнюю ночь Марджери пришлось опять провести в обнимку с ведром, но ее «ассистентка» – что было просто удивительно! – в каюте так и не появилась. Лишь утром, когда Марджери собиралась уже сменить таможенные наклейки на своем багаже, Инид вальсирующей походкой вошла в каюту и как ни в чем не бывало воскликнула:

– О, привет! – Казалось, она была почти удивлена тем, что Марджери все еще там. Во всяком случае, она вела себя так, словно они случайно столкнулись на автобусной остановке.

Инид сразу стала поспешно рассовывать свои вещи по чемоданам, старательно их приминая, чтобы застегнуть замки. И когда в последний раз прозвучал пароходный гудок, она легко выхватила из-под стула свой красный саквояж – что бы она там ни прятала, но он явно был очень легким, – и сказала:

– Я знаю, вы на меня сердитесь. И понимаю, что ужасно вас огорчила. Но я должна еще раз попробовать все начать сначала. Я хочу ребенка.

– Что ж, на мой взгляд, вы верным путем движетесь к цели. Хотя я просто представить себе не могу, как вы сумеете устроиться в Австралии без паспорта. – И Марджери попыталась пройти мимо Инид, но та не дала ей уйти, перегородив выход ногой.

– Скажите, Мардж, что вы готовы отдать, лишь бы найти этого жука? Вы отдали бы ради него все, что имеете? Если да, то вы должны меня понять, ведь и я тоже готова на все. Я так хочу иметь ребенка, что это желание даже боль вызывает. Мне правда очень жаль, что я вас подвела, но вы ведь с самого начала догадывались, что я вам не подхожу. Вы еще в самую первую нашу встречу мне об этом сказали. Я и впрямь не гожусь для этой работы. Для вас цель жизни – найти золотого жука, а для меня – родить ребенка. Разные у нас с вами призвания, Мардж. Но если мне, как и вам, не удастся воплотить собственное призвание в жизнь, мы обе умрем от печали. Так что мы никак не можем сдаться и опустить руки. Это для нас обеих не выбор.

Для Инид это была в высшей степени философская речь. Марджери даже подумала, уж не почерпнула ли она все это в какой-нибудь книге. Вот только никаких книг Инид сроду не читала. И слово «призвание» в ее устах выглядело точно яркий фрукт на облетевшем зимнем дереве.

– Ну что, останемся друзьями? – спросила Инид. – Давайте не будем ссориться напоследок. – И она схватила Марджери за руку. И продолжала крепко ее сжимать, хотя Марджери уже стало немного больно. И все смотрела на нее с каким-то странным выражением – одновременно и легким, как пузырек воздуха, и твердым, как камень, – и все это убеждало Марджери, что Инид права, что обе они действительно готовы на все ради достижения своей цели, что обе никогда не были бы счастливы, если бы от своей цели отказались. А значит, Инид должна родить ребенка, а Марджери – найти золотого жука. Оказалось, что они сделаны из одного теста, несмотря на все различия между ними. Обе готовы отдать все, что у них есть, чтобы получить желаемое.