Орел нападает - Саймон Скэрроу

Макрон заметил это движение. В какой-то момент он чуть было даже не положил по-отечески руку на плечо своего оптиона, чтобы ободрить и успокоить его. Центурион уже привык к юноше как к некоей своей неотъемлемой части и порой забывал, что тот пока слишком молод для отстраненного восприятия некоторых неприглядных сторон нелегкой воинской жизни. По чести говоря, еще год назад вообще трудно было поверить, что долговязый неженка книжник, явившийся вместе с другими зелеными новобранцами в Германию наводить на тамошних варваров страх, продержится в армии хотя бы с неделю, а вот, поди ж ты, сейчас это совершенно другой человек. Какой-никакой, но он все-таки командир, побывавший в боях, отмеченный шрамами и, вон, гляди, наградой за доблесть, плюс к тому паренек не только отважен, но и неглуп. Такой может пойти далеко, если, конечно, превратности службы не сведут его раньше в могилу. Правда, воспитание у него подгуляло: дурачок рос во дворце. Он и по сей день склонен к своему книгочейству, но вот чего Макрон и вовсе уж не мог понять — к какому-то болезненному самоедству. Вечно что-то обдумывает, переживает по пустякам, опутывает себя клубком каких-то заумных соображений. Нет, думать вредно, тут не о чем говорить.

Макрон пожал плечами. А ведь стоит юнцу стать маленько попроще, мигом бы упростилась и вся его жизнь. Сам Макрон не считает нужным копаться в себе. Это лишь путает человека, мешает ему делать дело. Столь бессмысленное занятие лучше оставить на долю бездельников, расплодившихся в Риме. И чем скорее Катон это уразумеет, тем будет лучше для него самого.

Фигул все поглядывал в сторону Диомеда, чье поведение, видимо, возмущало его. Ну можно ли так бесстыдно выставлять напоказ свои чувства?

— Ох, уж эти мне греки! Готовы из всего сделать драму. Слишком много трагедий идет в их театрах. А комедий практически нет, вот в чем закавыка.

— Этот человек лишился семьи, — тихо произнес Макрон. — Так что, будь добр, заткнись, пока тебя не заткнули.

— Слушаюсь, командир.

Фигул выждал с минуту, а потом с независимым видом потопал в другой конец площади. Может, там сыщется, с кем поболтать. Пока центурия ожидает приказов, надо же чем-то заняться.

Решив, что увиденного достаточно, Гортензий деловито направился к Макрону.

— Кровавое дело.

— Так и есть, командир.

— Пожалуй, правильней всего будет засыпать и заровнять эту яму. Вместе с телами. У нас все равно нет времени похоронить их, как положено. Да и не знаю я, как это положено по местным обрядам.

— Можно спросить Диомеда, — предложил Макрон. — Он наверняка знает.

Они оба повернулись и посмотрели на грека. Тот, подняв голову, не сводил глаз с колодца. Черты лица его были искажены, губы дрожали.

— По-моему, сейчас не стоит, — решил Гортензий. — По крайней мере, лучше повременить. Я присмотрю за ним, а ты займись ямой.

Макрон кивнул, но тут ему в голову пришла еще одна мысль.

— А что делать с грудой добра, найденного моим оптионом?

— А что тут делать?

Катон с удивлением поднял глаза на старшего офицера, даже не давшего себе труда призадуматься, что может значить такая находка. Но прежде чем он успел выразить свое изумление вслух, Макрон опять подал голос.

— Оптион утверждает, что налетчики непременно вернутся сюда за добычей.

— Утверждает?

Гортензий сердито воззрился на сопляка, осмелившегося вообразить, что он может проникать своим скудным умишком в самые сокровенные планы врага.

— Иначе, командир, какой им смысл прятать награбленное в одном месте?

— Кто знает? Может быть, это своего рода приношение здешним богам?

— Я так не думаю, — спокойно ответил Катон.

Гортензий нахмурился.

— Если тебе есть что сказать, то говори ясней, оптион, — резко заявил он.

— Слушаюсь, командир.

Катон вытянул руки по швам и задрал подбородок.

— Это всего лишь предположение, командир. Но, на мой взгляд, грабители оставили здесь добычу, чтобы не отягощать себя в рейде. Ведь ничто не мешает им забрать ее на обратном пути. Вот и все, командир. Остается добавить, что их появления следует ждать в любой миг.

— В любой миг? — насмешливо повторил Гортензий. — Что-то я в том сомневаюсь. Ежели котелки их вождей хотя бы чуточку варят, они давно уже благополучно убрались туда, откуда пришли.

— Командир, все бывает, может, малый и прав, — заметил Макрон. — В любом случае поставить дозорных на какую-нибудь высотку, думаю, не помешает.

— Макрон, я не вчера родился. Об этом уже позаботились. Подступы к поселению патрулируют верховые. Если кто-то объявится, его заметят задолго до того, как он к нам подберется. Правда, я лично никаких визитеров не жду.

Не успел он договорить, как в сумерках послышался стук копыт. Римляне обернулись, и в следующее мгновение на площадь галопом вылетел всадник. Он резко осадил коня, спешился и огляделся.

— Где старший центурион?

— Здесь я. Докладывай!

Разведчик подбежал, отдал честь и перевел дух.

— Командир, там какие-то люди. В двух милях отсюда. Они приближаются.

— Откуда?

Патрульный повернулся и указал на впадину между двумя холмами, куда уводила петлявшая вдоль побережья тропа.

— Сколько их?

— Две сотни, может быть, больше.

— Ладно. Что предпринял твой декурион?

— Отвел отряд за деревья. Двое спешились и следят за колонной.

— Хорошо.

Гортензий удовлетворенно кивнул и отпустил кавалериста.

— Езжай обратно. Скажи декуриону, чтобы оставался в укрытии. Чуть позже я пришлю к нему вестового.

Разведчик побежал к своей лошади. Гортензий, осклабившись, повернулся к Макрону с Катоном.

— Что ж, молодой оптион. Возможно, выйдет по-твоему. И если оно действительно так, этим друидам и их приспешникам предстоит здорово удивиться.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

— А вот для разнообразия и снежок, — проворчал Катон, покосившись на ночное небо.

Холодный ветер принес наконец с моря массы порхающих белых хлопьев, которые дружно посыпались на легионеров Четвертой когорты, затаившихся среди руин разоренного городка. Пожар уничтожил весь снежный покров, а несколько ясных дней подсушили раскисшую землю, но теперь зима опять брала свое, понемногу отбеливая округу, а заодно щиты и плащи зябко ежившихся солдат.

— Вряд ли это надолго, командир, — прошептал Фигул. — Взгляни-ка.

Он указал на быстро светлеющий край темной тучи, из-за которой вынырнул полумесяц, а за ним стайка игриво мерцающих звезд.