Тарлан - Тагай Мурад

что на роду написано, того не миновать. А что происходит сейчас на белом свете?

– Много чего происходит, товарищ Курбанов. Международная обстановка продолжает накаляться. Мир под угрозой.

– А кто угрожает?

– Империалисты США! Об этом в «Международной панораме» сам товарищ Зорин сказал. Да еще и в газете «За рубежом» напечатали. Можем обратиться к фактам. Администрация США запланировала выпустить в 1983 году химико-бактериологического оружия на восемьсот десять миллионов долларов.

– Это что же такое за ружье?

– Да не ружье, а ядовитые ингредиенты.

– Вы по-нашему, по-дехкански, скажите. Откуда нам, плешивым, такие слова знать?

– Ну так вот, ингредиент – это яд, полученный в результате синтеза двух жидких веществ. После чего происходит нервный паралич. За десять – пятнадцать минут можете стать покойником.

– И это придумал человек? Чтобы уничтожить человечество? Подумать только! А наши что говорят?

– Наше государство стоит на страже мира и всегда будет стоять.

79

Гости разошлись по домам. Жена стала убирать со стола. Отдала мне на руки нашего малыша:

– Подержите его немножко, а я пока посуду вымою.

Я посадил малыша на колени. Он захныкал, протянул ручки к матери, выходившей из комнаты со скатертью.

– Ну, хватит, хватит. Мама сейчас вернется. А кто это там на фотографии? Твой братик, да? Скажи: братик.

Ребенок не унимался. Все хныкал и хныкал.

Покачивая его на коленях, я запел:

На коленях мое чадо,

Станешь ты моей отрадой.

Слушай, что тебе спою.

Баюшки-баю.

Конь покрыт попоной – значит,

На коне и ты поскачешь.

Ты украсишь жизнь мою,

Слушай, что тебе спою.

Баюшки-баю.

– Эй, мама, иди же сюда и накорми своего сыночка грудью! Сыночек проголодался. Вот сейчас твоя мама придет.

Ты – в объятия бегущий,

Мне дитя и брат грядущий.

Чабаном ты знатным станешь,

Дом твой – у реки и пастбищ.

Баюшки-баю.

– Ну, полно, маменькин сынок! Раз есть рот, думаешь, можно орать? Или у тебя у одного рот есть? Вот, гляди, и у меня он тоже имеется! Почему же я не кричу? Хватит, пора и честь знать! Или заливаешься из-за того, что я сказал: конь покрыт попоной и ты – знатный чабан? Но где твой конь, и где твои овцы? Ты говоришь, те, что у нас во дворе? Эге, это наследство досталось от деда. Все это принадлежит мне. Мне, ты понял?

Баю-баю, где твой сон?

Где верблюд? От деда он.

Если твой верблюд, так что ж

Ты верблюда не пасешь?

Если ты пасешь скотину,

Степи где твои, долины?

– Ну вот что! Раз так, то ты – сын пучеглазого! Если ты настоящий мужчина, отвечай, потомок плешивого! Ага, сразу замолчал! А то хнычешь и хнычешь. Что ты сказал? Нет, нет! Я только пошутил, потомок плешивого. Пошутил! Что? И шуток не понимаешь? Все это твое, сынок. И этот дом, и овцы в хлеву, и луна на небе, и вспаханные земли – все это твое! Так и быть, забирай! И Тарлана отдаю! Так и быть!

Баю-бай. Услышь меня,

Отправляй в табун коня.

Баю-бай, засыпай,

Ты мне дорог, так и знай.

Спи, ребенок. Баю-бай.

– Только одно никогда не забывай, сынок. Даже если ты, как Гагарин, достигнешь небесных высот или, выучившись, будешь править всем миром, помни прежде всего, что ты – сын Зиядуллы-наездника. Мой сын! А раз так, будь таким же, как я! Ты будешь таким, как я? Скажи, ты станешь таким, да?..

80

Прислали повестку в суд.

Ноги опять в стременах. Пока ехал, передумал о многом. Молил Всевышнего, чтобы закончились наконец эти мучения.

Народу на суде было много. По одну сторону сидели парни, которые били, по другую – мой друг Рахман. Начальство сидело сверху. Были вопросы, были и ответы. Те, что били, вины своей не признавали и все валили друг на друга. Здесь я и пригодился. Начальство, что сидело наверху, допросив меня, осталось довольно моими ответами. Когда дали слово защитнику, он спросил у моего друга Рахмана:

– А скажите, почему вы избили несовершеннолетнего?

– Я его не бил – только головой толкнул.

– Все равно считается, что били. На лице у него осталась рана. Раз он у вас деньги украл, а вдобавок если вы его еще и поймали, нужно было сдать его в милицию.

– Сил не хватило.

– Бить хватило сил, а в милицию отвести – не хватило?

– Их трое было – один бы я не справился.

– Нужно было позвонить в милицию! Или позвать людей на помощь. Вон сколько людей на улицах!

– Людей? Каких людей? Где эти люди?

Рахман не мог продолжать от волнения. Он вытирал глаза полой халата.

Начальство объявило перерыв на один час. Сами ушли совещаться перед вынесением приговора. Я проголодался и зашел в чайхану. А когда вернулся, попив чая, – люди уже выходили из здания суда. Я понял, что суд закончился. Стал искать моего друга Рахмана, чтобы узнать о решении. И тут наткнулся на женщин. Собравшись в круг, они заливались слезами. Голосили, хлопая себя по лбу и по коленям. До меня дошло: это были родственники тех парней, которые избивали. И я ощутил свою вину в том, что они плачут. Не в силах больше смотреть на их залитые слезами лица, я отвернулся и направился к Тарлану.

Мы поехали в кишлак. Миновав колхоз «Восьмое марта», въехали в ущелье Хайрандыра. Вокруг – низкие холмы. Дорога, словно качели, то поднимается вверх, то опускается вниз.

81

Наступили сумерки. Сумерки, опустившиеся на мир, опустились и на мою душу. На душе сделалось смутно. Я невольно оглянулся. Заметил вдалеке красную машину. Мы с Тарланом поехали по обочине дороги. Стали подниматься на склон горы. На самой середине склона я снова обернулся. Машина ехала следом. Мы спустились со склона. Из-за того, что склон был крутой, Тарлан припадал на задние ноги. Передние ступали тяжело. Мы спустились в долину. Машина на вершине холма замедлила ход. Я удивился. Обычно машины едут быстро, но эта за все время и одного коня не сумела обогнать. Или, может, в ней что-то сломалось?

Мы подъехали к арыку, перерезавшему дорогу. Вода в арыке мутная. Вся в красной глине. Коню будет по колено. Тарлана я в арык не пустил. Прикинул: а не