Тарлан - Тагай Мурад

лучше ли будет перепрыгнуть через него? Но сразу же передумал. Дело в том, что берег арыка тоже был весь в липкой грязи. Тарлан здесь мог бы поскользнуться.

Мы поехали вверх, вдоль арыка. Искали отмель. Машина спустилась в лощину. Остановилась у арыка. Сидевшие в ней как будто поняли, что здесь не перебраться, и поехали по нашему следу. Мы с Тарланом перескочили через арык, где было поуже. Машина остановилась на том месте, где мы перепрыгнули. Я понял, что по этой дороге они едут впервые. Показал им рукояткой плетки наверх:

– Еще немного проедете, и будет разлив! Там машина сможет проехать.

И мы отправились своей дорогой. Но тут вслед раздался голос:

– Эй, шеф! Тормозни!

Голос был незнакомый. Что он сказал, я недопонял. Кем бы он ни был, все же это был голос человека. Я решил, что надо подъехать. Встал на берегу арыка. Из машины вышло четверо. Двое с разбегу перепрыгнули через арык. Испугавшись, Тарлан попятился. Гляжу: двое молодых ребят. И другие двое тоже подошли. У всех на глазах темные очки. Волосы до плеч, ушей не видно. Одеты довольно прилично. Один с бородкой. Сперва я подумал, что он примерно одного возраста со мной. Потом, присмотревшись, понял, что парню под тридцать.

– Вы, кажется, звали меня, братья?

Они посмотрели на меня и не произнесли ни звука.

Бородатый вышел вперед:

– А ну слезай-ка с коня, шеф!

– Говорите так, я не глухой.

– Сказано слезай – значит, слезай!

Меня задело, что они обращаются ко мне на «ты». Спешиваясь, я сказал:

– Не надо «тыкать», приятель. Ведь я вам, пожалуй, в отцы гожусь.

– Видали мы такого отца…

Я опешил. Держал в руках поводья и злился. Крепко сжал рукоятку плетки.

– Привяжи коня и иди за нами!

– Что вы мне хотите сказать, приятель? Говорите здесь.

– Сказано, иди за нами – значит, иди!

Они двинулись вверх, вдоль арыка. Очков никто из них так и не снял.

82

Я накинул поводья на наклоненную голову Тарлана и пошел следом:

– А сами-то вы кто такие? Чьи сыновья? Представьтесь же наконец, братья.

Они окружили меня. Как будто им предстояло какое-то зрелище.

Один из них пробурчал:

– Еще успеем познакомиться…

Они уставились на меня, будто на какого-то дикаря. О, силы небесные, и какое у них может быть ко мне дело? Да говорили бы поскорее, а то темнеет.

– Братья, если у вас ко мне срочное дело, говорите. Или я поеду, чтобы дома не волновались.

– Не торопись, еще успеешь поехать. Так поедешь, что больше не вернешься.

Со злости я развернулся и пошел к коню. Один из них преградил мне дорогу. Еще один зашел с другой стороны. Я оказался посредине. Решил было протиснуться между двумя. Тот, что справа, схватил меня за плечо. Я сбросил его руку:

– Уберите руку, приятель.

Он смачно ударил меня в подбородок. Я покачнулся и, отлетев назад, остался сидеть на земле. Вывихнутая рука заныла. Я накрутил плетку на кисть руки. Поднявшись, прицелился в шею парню и с размаху стеганул по ней. Тот, что был сзади, схватил плетку и с силой выдернул. Я опять оказался на земле. Затем пошел на того, что выдернул плетку. Сзади кто-то пнул меня в поясницу. Я упал навзничь. Вывихнутая рука отозвалась болью. С трудом мне удалось сесть. Осмотрелся вокруг. Ни души. Город остался за холмами и горными склонами – теми, что справа. Mой кишлак за холмами и горными склонами – теми, что слева. Только небо над головой. Все далеко. Не докричишься.

Мне стало обидно до слез: какое же кругом одиночество, пропади оно пропадом!

Я огорчился: все моя поврежденная рука, пропади она пропадом!

Вытащил ее из-за пазухи и показал. Сказал жалостливо:

– Когда я упал с гнедого Джуры-бобо, братья, то повредил себе руку. Смотрите…

Они громко расхохотались. Заговорили между собой:

– Кем он ему приходится?

– Никем!

– Как это никем? Быть не может! Выходит, он по своей воле решил показать себя рыцарем?

– Гляди-ка, рыцарь! Рыцарь двадцатого века!

– Дон Кихот!

– Ха-ха-ха, Дон Кихот! Дон Кихот двадцатого века!

Только сейчас я понял, кто они такие. В тысячу раз мне стало обиднее за то, что сказал им про вывихнутую руку и что жаловался им. Я опустил голову. Руку не спрятал за пазуху. Оперся ею, как здоровой, о землю. Рука заныла. Я уставился в землю и стиснул зубы. Лицо горело.

Я поднялся. Они окружили меня. Один ударил в челюсть. Я отлетел на стоявшего сзади. Тот, придерживая меня за плечи, ударил по голове. Зашатавшись, я отлетел обратно. Снова получил удар в челюсть, перевернулся и упал. Голубое небо закружилось надо мной. Стало черным-пречерным.

Я снова поднялся. Шатаясь, я подошел к одному из них и повис на шее.

– Что я вам такого сделал, братья?

Обнял его, что есть силы. Тот ударил меня кулаком в живот. У меня перехватило дыхание. Внутри что-то оборвалось. Руки мои ослабли и сползли с его плеч. Ноги больше не держали.

Я повалился навзничь.

– Скажите, братья, в чем я виноват, в чем моя вина…

В ответ получил сильный удар в спину чем-то острым. Потом в бок. При каждом ударе у меня перехватывало дух.

– Братья, я ведь тоже человек…

83

И тут я услышал ржание.

Всю свою жизнь я прожил бок о бок с конем. Разных коней видел, разное слышал ржание.

Когда конь ржал от жажды или от голода, я давал ему поесть или попить.

Когда конь ржал от тоски по своим сородичам, услышав чье-то ржание или почуяв кобылицу, я седлал его и водил по степи, чтобы он мог остыть, размять ноги и успокоиться.

Когда конь ржал при виде змеи, я выбегал к нему из дома, чтобы он чувствовал, что я рядом.

Когда он подавал голос, почуяв волка, я гладил его по гриве и оставался с ним, пока не успокоится.

От чего заржал Тарлан в эту минуту? Увидел змею? Нет, тогда он заржал бы по-другому. Или он увидел волка? Нет, он ржал бы не так. Наш Тарлан увидел кое-что похуже змеи и волка!

Я попытался приподнять голову, чтобы разглядеть Тарлана, но не смог. Взгляд уперся в небо. Небо высоко, земля тверда.

Конь снова заржал.

Небо было – как черный казан. Повернул голову влево. Сначала ничего не разглядел. Потом начал отличать белое от черного. И вот тогда увидел Тарлана. Изгибая шею, он глядел на нас. Навострил уши и снова заржал. Посмотрел в сторону кишлака. Опять заржал. В