Вид с метромоста - Денис Драгунский

Он понял, что легкий сердечный приступ в аэропорту – это был знак свыше. Надо было лететь другим рейсом. Но теперь уже всё. Он закрыл глаза.

Взвыл левый двигатель. Самолет выровнялся и стал набирать высоту. Еще через пять минут погасла надпись «пристегните ремни». Потом зажглась снова – скоро посадка.

Пройдя через паспортный контроль, он долго сидел в кафе, поднявшись снова в зал отправления. Пил слабенький зеленый чай, ел творожный пирог и вспоминал невыносимое, смертное отчаяние, которое он испытал в самолете за эти ужасные полминуты.

Сел в такси.

Попросил выключить радио. Потом таксист попросил разрешения включить новости. Он кивнул – всё равно стояли в пробке.

Первой новостью был взрыв самолета. Следующего. Именно того, на который его хотел пересадить добрый заспанный доктор. Полиция не исключает версию теракта. К месту падения направлены вертолеты.

Он не удержался и всё рассказал таксисту.

– Вот когда вам вдруг полегчало, – сказал таксист, – это был знак. Знак от Бога. А когда сердце заболело – от дьявола знак, точно!

Точно-точно.

Он вышел из лифта и увидел, что перед его дверью стоит молодой человек с сумкой и машет ему рукой:

– Как удачно! Курьерская рассылка. Подпишите уведомление.

Это был вызов в налоговую инспекцию.

У курьера из-под линялых обтрепанных джинсов виднелись черные, начищенные армейские ботинки.

Смешно.

В интервью он как раз говорил: «Если им мешают твои выступления в прессе, то тебе пришлют повестку к налоговому инспектору. Ведь налоги или правила содержания собак и кошек не имеют никакого отношения к свободе слова».

Как они изящно и жестоко умеют мстить… И как быстро.

Утром, разбирая справки о своих доходах и налогах, он понял, какой на самом деле был знак, совет и подсказка. Доктор сказал: «В госпиталь». Конечно, надо было в госпиталь, а потом просто пожить в этой тихой маленькой стране, пока паспорт не кончится, и подать прошение о натурализации.

По телевизору шел какой-то фильм про природу.

Breaking news!!!

В стране, откуда он вчера прилетел, этой ночью пришла к власти группа патриотически настроенных военных.

– Наше государство окажет новому правительству национального возрождения всю необходимую политическую, моральную и иную помощь, – со сдержанным ликованием сказал диктор.

сон на 10 сентября 2014 года

Приснилось, что я оказался в каком-то громадном здании, в комнате с хорошей кожаной мебелью, с ковром и горкой, где парадная посуда, но комната явно нежилая, гостиничный номер или приемная. Вот я там сижу, и входит незнакомая женщина, одетая строго и официально, в костюме на грани униформы, – и это лишний раз убеждает меня, что я не в гостях, а в гостинице или в учреждении, – и говорит:

– Всё, что оставил вам ваш умерший друг, находится на втором этаже, в комнате 2-15. Идите и забирайте.

Какой друг? Ну, не так уж важно.

Я встаю и иду. Выхожу в коридор, озираюсь и понимаю по номерам комнат, что я на четвертом этаже: все номера вроде 4-10, 4-11 и так далее.

Ищу лестницу вниз.

Здание и вправду громадное. Его огромность подчеркивает внутренний двор, куда смотрят редкие окна по другой стороне коридора, напротив дверей. Я заглядываю туда, вижу большой замкнутый со всех сторон колодец, своего рода атриум. На дне газон и деревья в кадках, наверху – а этажей тут не менее восьми – стеклянный купол, мелко переплетенный металлическими конструкциями.

Нахожу за поворотом лестницу.

Спускаюсь, вхожу в комнату 2-15.

Это кабинет физики, как в старых школах. Лабораторные столы с горелками, а по стенам застекленные шкафы со старинными приборами ртутными барометрами, электрофорами и проч.

– Вот в этом шкафу, – говорят мне девушки в синих лаборантских халатах. – Вот здесь, здесь, вот оно, вот что он – то есть мой умерший друг – вам оставил.

Протягивают мне хрустальный бокал. В нем подвеска на цепочке. Очень большой продолговатый рубин в золотой оправе, а сверху, где ушко для цепочки, маленькая бриллиантовая корона. Такая, в три зубца.

– Это всё? – говорю я.

– Всё, – отвечают они. – Берите и уходите.

Я вынимаю подвеску. Роняю ее. Поднимаю с пола. Вижу, что бриллиантовая корона оторвалась и ускакала под шкаф. Цепочка тоже куда-то делась. Наверное, провалилась в щель между старыми скрипучими досками пола. То есть у меня в руках красный драгоценный камень в жирной, с цветами и вензелями золотой оправе.

– Ах, какой большой рубин! – голосят девушки-лаборантки. – Он очень дорогой! Это огромные деньги! Забирайте скорее.

– Слишком большой, – говорю я. – Из него даже перстня не сделаешь.

– Мы вам скажем адрес, – отвечают они. – Ювелирная мастерская, где его обточат или даже, может быть, сумеют расколоть на два, на три, на четыре камня!

– А корона и цепочка? – спрашиваю.

– Сейчас мы принесем веник и будем двигать шкаф, – говорят они.

– Ладно, – говорю я. – Не надо.

– Заберите бокал, он тоже ваш.

– Не надо! – я заворачиваю рубин в носовой платок, кладу в нагрудный карман (оказывается, я в костюме) и выхожу из комнаты 2-15.

Иду обратно.

Только сейчас соображаю, что наверху, там, откуда я спустился, меня ждет жена.

В коридоре меня нагоняют и обгоняют школьники. Первоклассники, наверное. И первоклассницы тоже. Они идут колонной по четыре, попарно взявшись за руки. Мальчик-девочка, мальчик-девочка. Я сзади вижу детские нежные затылки, с расчесанными надвое и заплетенными в косички-бублики волосами у девочек, с подстриженными машинкой шейными ложбинками у мальчиков.

Дети поют чистыми и звонкими голосами, как Большой детский хор Всесоюзного радио и телевидения:

Страна моя, прекрасная,

Офигительно классная!

Страна моя, любимая,

Офигительно сильная!

Страна моя, бескрайняя,

Охренительно странная!

Уходят, скрываются за поворотом.

Я иду по коридору. Там в низких шкафах стоят толстые красные книги. Издалека похожи на «КПСС в резолюциях» – было такое многотомное издание красного цвета.

Между книгами торчат бумажки, на них написано от руки – сто семьдесят руб.

То есть это распродажа.

Подхожу ближе. Нет, это не «КПСС в резолюциях», а школьные выпускные альбомы. Их очень много.

Рядом на старой школьной банкетке – деревянной, поверху обитой дерматином – сидит женщина лет сорока, модно и дорого одетая, отлично причесанная, ухоженная и довольно красивая, надо признать. Прикрыв лицо руками – поставив ладони домиком над бровями, – она хохочет. У нее вздрагивают плечи.