Первый шаг к мечте - Людмила Мартова

Атмосфера за ужином, как и ожидалось, оказалась мрачной и скучной. Чарушин вдруг понял, отчего никогда не любил большие семьи. Все здесь выглядело неестественным и натянутым. Виктор сидел надутым и погруженным в какие-то мысли, видимо, неприятные. Николай так и не вышел из своей комнаты. Подать еду в спальню попросила и Марина. Тата выглядела заплаканной, по крайней мере глаза у нее были красными. Надежда, не переставая есть, подавала какие-то странные, непонятные знаки сидевшей напротив Нине. Та, впрочем, на знаки не реагировала, продолжая беседовать о чем-то с усевшимся рядом с ней Артемом.

— Что вы там обсуждаете? Ты решил стать юристом? Не поздновато? — Изрядно набравшийся Виктор решил прицепиться к двоюродному брату, видимо, чтобы сорвать на ком-то накопившееся за день раздражение.

— Нет, пользуясь случаем, обсуждаю с высококлассным юристом свои бизнес-дела, — спокойно ответил Артем, показывая, что не намерен вестись на поводу и вступать в ссору.

— Думаешь, получится захапать в свои руки управление трастом?

— Витя, перестань. — Рафик сказал это, не повышая голоса, но с той особой интонацией, которая выдавала в нем главного в стае. Виктор предпочел заткнуться.

Гоша не отрывал глаз от телефона, тыкая пальцем в экран и, видимо, переписываясь с кем-то в мессенджере. Телефон мерно звякал, уведомляя о пришедших сообщениях, и с каждым новым звуком мальчишка становился все более мрачным.

«Любовная лодка разбилась о быт», — с усмешкой подумал Чарушин, представив длинноволосую юную нимфу с собакой. Он хорошо помнил свои двадцать два года и все, что было с этим связано.

Муторный, долгий, как в замедленной съемке, ужин наконец-то подошел к концу. Рафик быстро поел, отодвинул стул и сообщил, что ему еще нужно поработать. Вслед за ним в кабинет ушла и Валентина. Выйдя за ними, Никита, словно невзначай, прошел мимо открытой двери в кабинет и увидел, как Рафик передает ей деньги. Интересно, это зарплата, расчет или что-то иное? На опытный взгляд Чарушина, секретарша Липатова была одной из самых загадочных персон, встреченных им в усадьбе.

Тихая, невзрачная, незаметная, она неизменно оказывалась рядом при любом скандале. Как личный помощник Георгия Липатова, она наверняка знала достаточно много. Как она оказалась в доме за полгода до смерти старого хозяина? Почему успела запасть ему в душу настолько, чтобы он озаботился о том, чтобы оставить ей содержание? Кто она? Шпионка? Верная служанка? Равнодушный наемный сотрудник? Ее роль в разворачивающемся вокруг спектакле была Чарушину непонятна.

Съедаемый раздумьями, он решил прогуляться и заодно заглянуть в коттедж к своей семье, а может, и провести там ночь. В конце концов, имеет он право побыть наедине со своими любимыми или нет? Члены липатовской семьи не выглядели людьми, готовыми перегрызть друг другу глотки, пастух им был явно не нужен.

Полина обрадовалась его приходу так сильно, что Никита даже засмеялся. Его жена, так трогательно настаивавшая на том, чтобы он включился в затеянное Татой частное расследование, все-таки скучала в сельской глуши, хотя и уверяла, что это не так.

— До чего ж ты упрямая, Пони, — ласково сказал Никита, целуя ее мягкие податливые губы. — Вот затеяла невесть что, а сама сидишь тут в четырех стенах и мучаешься.

— Ничего я не мучаюсь, что ты придумал, Никита? — Полина засмеялась, хорошенько примерилась и с чувством еще раз поцеловала его. — Мне тут хорошо, правда. Уборку делать не надо, готовить не надо, Люба все приносит. Гуляем мы с Егоркой часами на свежем воздухе. Он тут так спит хорошо, что я впервые за все эти восемь месяцев выспалась. Книжку я себе в библиотеке в доме взяла, Интернет есть, ты неподалеку. В город вон сегодня съездили. Я даже жалею, что через четыре дня это все кончится. Я как будто в отпуске, правда.

Никита погладил ее по пушистым волосам и украдкой оглянулся на сынишку, увлеченно играющего пластмассовыми рыбками, сидя в удобном мягком манежике.

— А когда наш сын ориентировочно должен уснуть? — спросил он жарким шепотом, наклонившись к самому уху Полины. Та покраснела, поняв скрытый смысл вопроса.

— Часа через полтора, — так же шепотом сказала она. — Если ты сейчас почитаешь ему книжку, то я соберу игрушки, приготовлю ванну, и процесс, возможно, пойдет быстрее.

Полтора часа Чарушин провел как примерный отец семейства, развлекающий маленького сына перед сном. Они почитали книжку с яркими красочными картинками, попели песен, похлопали в ладоши. Затем Никита поучаствовал в процессе погружения маленького, гладкого, шелковистого, увертливого тельца в ванну, и плескал водой в хохочущее личико с чуть кривоватым передним зубом, и пускал резиновую уточку, и нахлобучивал на светлый чубчик пенную шапку, и выдувал из нее пузыри, и слушал смех своего ребенка, от которого замирало сердце.

Потом он стоял в дверях спальни, глядя, как Полина перед самым сном кормит сына грудью. Она была похожа на мадонну сейчас — с распущенными волосами, спускающимися по обнаженным плечам, с опущенными вниз глазами, излучавшими свет. Тот свет материнской любви, который внезапно просыпается в каждой женщине после рождения ребенка.

Он так любил их обоих, что у него даже болело где-то в груди. То ли сердце, то ли душа, Чарушин не знал. Ему казалось, что он может вечность стоять в дверях и смотреть на эту картину, но минут через десять-пятнадцать Полина деловито встала, уложила Егора в кроватку, подоткнула одеяло, поправила ночник и подошла к дверям, по-прежнему не пряча грудь.

— Здравствуй, — сказала она, как будто они сегодня не виделись. — Я ужасно рада тебя видеть.

— Здравствуй, — ответил он, наклонился к ее губам, лишая возможности и себя, и ее сказать что-то еще, вытащил ее в гостиную, аккуратно прикрыл дверь в спальню, где тихо сопел Егор, нащупал выключатель.

Комната погрузилась во тьму, мягко рассеиваемую лишь светящим снаружи фонарем. В усадьбе не экономили на электричестве. На какое-то время, минуту, час, вечность, не осталось ничего и никого, кроме мужчины и женщины, полностью принадлежавших друг другу. Они не дотянули до дивана, упали прямо на ковер, совсем рядом с детским манежем. Мягкий ворс гостеприимно принял их в свои объятия.

Время остановилось. Время бешено неслось вскачь. У него не было ни начала, ни конца. Глубокий, ровный, мощный поток нес их обоих, закручивался глубокой воронкой, заставляя захлебываться. Сбивал дыхание и снова позволял дышать полной грудью. Сплетались и расплетались пальцы, скрещивались ноги, вжимались друг в друга тела, соприкасались губы, глаза погружались в бездонную глубину глаз напротив. Ревело в ушах, или это гудел в каминной трубе внезапно поднявшийся на улице ветер.

Впрочем, спустя час Никита вышел на крыльцо покурить, и никакого ветра не было и в помине. Спустившаяся на усадьбу ночь была тихой, мягкой, нежной и обманчиво спокойной. Он усмехнулся, вспомнив, какое безумие бушевало у него в крови всего пару минут назад, потянулся всем своим сильным, тренированным телом, прислушался…

Тишина, стоявшая вокруг, была густой, как масло. Ее можно было резать ножом, намазывать на свежий хлеб… Масляная густота забивала легкие, от чего становилось трудно дышать. Чарушин с силой выдохнул густой воздух, понимая, что только что случившееся с ним счастье меркнет, уходит в прошлое, сменяясь взявшейся из ниоткуда тревогой. Он вернулся в дом и начал одеваться.