Темная сторона души - Елена Михалкова

Бабкин сосредоточенно взглянул на тетушку и спросил:

– А почему ты Макару голубцы не предлагаешь? Посмотри,какой он худой.

Дарья Олеговна, собиравшаяся достать из шкафа кофту,обернулась и всплеснула руками:

– Ой, и впрямь, совсем у меня мозги отбило! Макар, я жетебя обедом не докормила, а уже уходить собралась. А все ты, Сережа, виноват –сбил меня своими словами с толку, прохиндей! Не пойду я с тобой сейчас, и непроси! Сам сходи, поговори с Вероникой, узнай, чем помочь можем. Давайтарелку-то, Макар, я тебе побольше голубцов положу.

Она вышла с тарелкой и загремела кастрюлями на кухне.

– Вы, господин Бабкин, мелкий манипулятор. – Макароткинулся на спинку стула и с тоской посмотрел на огромную пустую тарелку, вкоторой на дне в крошечной лужице бурого бульона плавал кусочек свеклы. –Если я умру от обжорства, ты останешься без работы.

Бабкин ухмыльнулся без тени раскаяния.

– Не умрешь, в тебе глист сидит, – непочтительнобросил он и выскочил из дома, пока тетушка не придумала что-нибудь новое.

Калитка Егоровых была открыта. Из сада доносились детскиеголоса, в одном из которых Сергей узнал Костин. Поколебавшись секунду, онподнялся по ступенькам и открыл дверь на веранду.

Маленькая худенькая Вероника сидела за столом спиной к нему,и плечи ее содрогались в рыданиях. Светлые волосы рассыпались по плечам некрасивыми,спутавшимися прядями. Маша наклонилась к ней в неуклюжей попытке обнять, иСергей услышал окончание фразы – «…ничего не случится!».

Голос Маши звучал мягко, просительно.

– Вероника, милая, ну что же ты расклеилась! Я понимаю,Митю арестовали, и это кажется очень страшным. Но ведь арест – на оченькороткое время, пока все выясняется. Не плачь, пожалуйста!

Бабкин услышал, что голос у самой Маши задрожал, и понял,что сейчас и она расплачется. Видимо, поняла и Вероника, потому что плакатьпрекратила и подняла на Машу покрасневшие глаза.

– Машенька, неужели ты думаешь, что я из-за этогоплачу? – тоскливо спросила она, и Маша растерянно промолчала вответ. – Только из-за того, что Митю заподозрили…. Да нет же, все силы бысобрала, никогда детям слабости бы не показала!

– Тогда… почему же? – тихо спросила Маша.

Вероника помолчала, и Бабкин, не видя ее лица, был уверен,что по нему текут слезы. Она молчала, не в силах произнести то, чего такбоялась и отчего плакала сама.

– Не договаривались мы выгораживать его, – наконецс безысходностью в голосе продолжила она. – Маша, ты понимаешь? Он ушел,принес фотоаппарат, а потом мы вернулись – а Юля мертвая. Убитая. Ни о чем мыне договаривались, ни с Димкой, ни с Ириной! Каждый из нас сказал, что Митя всевремя с нами был… – голос ее прервался, – потому что… потому что мыне знаем, – закончила она шепотом.

– Что – не знаете?

– Да что не Митя ее убил! – с неожиданной силойвыкрикнула Вероника и ударила сжатым кулаком по столу так, что зазвенела посудана полках. – Машенька, ведь он ненавидел ее, ты же сама все видела! Она сдочерью его ссорила, со мной, перед сыном оскорбляла! Так теперь скажи мне,скажи – ты знаешь, что Митя этого не делал? Я – не знаю! Муж – родной, любимый,все для него сделаю, жизнь отдам, а вдруг это он… вдруг он – убийца? Как тогдажить с этим, а?! Это же я настояла, чтобы взяли мы ее в дом, чтобы не умерлаона на улице, в нищете. Неужели… Митя… из-за меня и детей…

– Вероника, милая моя… – пролепетала Маша.

– Она мне сказала, – выдохнула Вероника, –что самый темный час мой впереди. А я ей не поверила! Зря, зря… Вот он,Машенька, вот он – мой самый темный час. И Димка думает, что это папа Юлю убил.И Ирина, наверное, тоже. А я не знаю. И не хочу верить – и само что-то внутринашептывает: хотел убить, ради вас хотел навсегда избавиться от нее. – Оназастонала, и у Маши сжалось сердце. – Против бед, которые снаружи, Маша,можно защититься – ты сама знаешь, нам с Митей не раз приходилось тяжело. А чтоделать с той бедой, которая внутри? Что делать мне, Маша, что детям говорить,если я сама не верю до конца, что Митя невиновен?

Голос ее потух, она уронила голову на руки. Маша молчагладила Веронику по спине. Бабкин шевельнулся, Маша заметила его и приглушенновскрикнула.

– Здравствуйте. – Он шагнул от двери и сразусловно занял всю веранду – большой, грузноватый. – Вероника…

– Привет, Сережа. – Вероника шмыгнула носом ивытерла слезы со щек. – Митю арестовали, знаешь…

Бабкин молча кивнул. Он не знал, что полагается говорить втаких случаях и по какому поводу выражать сочувствие. Точнее, знал, но язык неповорачивался произносить казенные, пустые слова.

По крыльцу простучали две пары ботинок, и на веранду зашлизапыхавшиеся Димка и Костя.

– Мы яблок набрали, – сообщил Костя, ставя большуюкорзину около стола. – Здрасте, дядя Сережа!

– Здрасте, – уныло кивнул Димка. – Ма, тамветка у яблони сломалась.

– Ты постарался? – вставая, спросила Вероника.

– Не, мам, честное слово, не я! Ирка говорит, ее можнооживить. Вот пойдем, посмотришь!

Вероника посмотрела в сад. Около забора, освещенная лучамизаходящего солнца, стояла Ирина и пыталась что-то примотать к стволу старойяблони. Издалека дочь показалась Веронике очень взрослой. «Господи, Митенька,что же ты…» – мысленно произнесла она, но услышала сзади сопение Димки изаставила себя собраться.

– Пойдем посмотрим яблоню. – Вероника сняла свешалки старую кофту и накинула на плечи. – Сережа, ты извини, я недолго…

Вероника с Димкой вышли, Костя увязался за ними, и Маша сБабкиным остались вдвоем.

Сергей уселся за стол и пристально посмотрел на Машу. Глазау нее были чуть припухшие, лицо осунулось. Волосы собраны в хвостик, но пряди улица выбились и растрепались. Свет в комнате не был включен, и в начинающемсгущаться сумраке она была похожа не на взрослую женщину, матьдвенадцатилетнего сына, а на заплаканную девушку.

– Вы все слышали, – Маша не спрашивала, аконстатировала факт. – Вероника… бедная…

Она тяжело вздохнула.

– Да… – неопределенно кивнул Бабкин. – Маша,почему Митю задержали?

– Потому что он был в доме, когда ее убивали. Естьсвидетель или свидетели, я точно не знаю. – Она дернулась, словнопросыпаясь, и первый раз взглянула Сергею в глаза. – Слушайте, но это жечушь собачья! Митя не мог ее убить, не мог!

– Почему? – Сергей встал, бесцеремонно снял ссушилки самую большую кружку и налил себе остывшего чая. – Почему вы такуверены, что он не мог ее убить?

– Потому что у него кишка тонка, – сказала Машасовершенно неожиданное для него.

Слезы у нее высохли. Она вскочила и стала ходить по комнатеот одного окна к другому, время от времени поглядывая в сад, где Вероника идети возились под яблоней. – Сергей, вы поймите: Юлия Михайловна быларедкостной стервой. Нет… даже не стервой – ведьмой! Ведьмы злобные, коварные,хитрые. Но нигде в сказках не говорится, что ведьмы глупые.