Путь к пыльной смерти - Алистер Маклин

свойственное ему бесстрастное выражение. — Но Даннету, конечно, вы поверите. Пойдите и спросите. Я был у него в номере и открыл дверь слишком неожиданно для нашего юного друга. Он так плотно налегал на нее, что даже грохнулся на пол. Я помог ему встать, ухватив за волосы. По этой причине у него и слезы на глазах.

Мак-Элпайн взглянул на Рори взором отнюдь не отеческим.

— Это правда?

Рори вытер глаза рукавом и, с угрюмой сосредоточенностью уставившись на носки своих ботинок, благоразумно промолчал.

— Предоставьте его мне, Джонни… — Мак-Элпайн не то чтобы рассердился или расстроился, казалось, он просто очень, очень устал. — И прошу прощения, если обидел вас. Я вовсе не сомневался в том, что вы сказали правду.

Харлоу кивнул, вернулся в номер к Даннету, запер за собой дверь и под молчаливым взглядом Даннета начал тщательно обыскивать комнату. Несколько минут спустя, явно неудовлетворенный поисками, он зашел в примыкавшую к номеру ванную, пустил сильную струю воды из крана и из душа, потом, оставив дверь открытой, вернулся в комнату. В шуме льющейся воды даже самый чувствительный микрофон не способен уловить звуки человеческой речи хотя бы с минимальной отчетливостью.

Даже не сказав «с вашего разрешения», Харлоу обшарил все карманы в одежде, которая была на Даннете и момент нападения. Водворив все на место, он взглянул на него, на порванную рубашку и на светлую полоску, оставленную на загорелой руке ремешком от часов.

— Вам не приходило в голову, Алексис, что некоторые ваши действия кое-кому не по вкусу и что эти люди попытаются отбить у вас охоту продолжать в том же духе? — спросил он.

— Интересно… Чертовски интересно. — Голос Даннета, естественно, звучал так глухо и невнятно, что опасения насчет микрофона казались почти излишними. — Почему в таком случае они не попытались отбить у меня эту охоту навсегда?

— Только идиот убивает без надобности. А мы ведь с вами замахнулись не на идиотов. Впрочем, в какой-то момент… Короче говоря, кто знает? Ну, ладно. Забрали все: бумажник, мелочь, часы, запонки, даже полдюжины ваших авторучек и ключи от машины. Словно действовали по списку, согласны?

— Черт с ним, со всем этим! — Даннет сплюнул кровь в кусочек марли. — Самое скверное, что пропала та кассета…

Харлоу неуверенно посмотрел на Даннета, а потом смущенно кашлянул.

— Ну и пусть себе пропадает, Алексис…

Единственным живым местом на лице Даннета был его опухший правый глаз, и именно его, после минутного недоумения, Даннет использовал весьма эффективно, гневно обратив его на Харлоу и вложив в этот взгляд максимум подозрительности.

— Что вы хотите этим сказать, черт бы вас побрал!

Харлоу с отсутствующим видом смотрел куда-то в пространство.

— Откровенно говоря, Алексис, я действительно немного виноват перед вами, но та кассета, из-за которой вы сокрушаетесь, цела и невредима. Она находится в сейфе отеля. А та, что забрали ваши друзья, то есть та, которую я вам дал, не содержала ничего компрометирующего.

Лицо Даннета, насколько это можно было видеть, начало мрачнеть от гнева, он даже попытался приподняться, но Харлоу мягко, хотя и решительно, заставил его снова опуститься на подушки.

— Не надо только волноваться, Алексис, — сказал он. — Вам же будет хуже. А потом — у меня не было другого выхода. Они за мной следили, и мне надо было как-то вывернуться — иначе мне была бы крышка. Но, видит бог, я никак не мог подумать и даже предположить, что они так поступят с вами. — Он помолчал и добавил: — Но я таки вывернулся…

— Не советую быть таким уверенным. — Даннет сказал это уже мирным голосом, хотя в глазах его продолжал светиться гнев.

— Я не так уверен, но посудите сами, Алексис: когда они проявят пленку, то обнаружат микрофотографии — почти сто штук, и все это будут фотографии газотурбинного двигателя. Конечно, они придут к выводу, что я такой же, как и они, преступник, но только по части промышленного шпионажа, так что я не стану им поперек дороги. И они перестанут мною интересоваться.

Даннет посмотрел на него каким-то невидящим взглядом.

— Ну и хитер мерзавец! И как только можно было придумать такое!

— Иногда можно, — ответил Харлоу и направился к двери. Открыв ее, он снова повернулся к Даннету. — Тем более, что все это получилось за чужой счет.

Глава 7

На следующий день на пункте обслуживания «Коронадо» взъерошенный Мак-Элпайн и изрядно потрепанный в результате нападения Даннет вели приглушенный, но очень страстный спор. На лицах обоих была написана тревога.

Мак-Элпайн, кроме того, даже не пытался скрыть душившую его ярость.

— Но бутылка пуста! Понимаете? — говорил он. — Пуста до последней капельки! Я сам только что проверял… О господи! Да я просто не могу выпустить его на трассу, ведь он еще кого-нибудь угробит!

— Если вы снимете его с соревнования, вам придется объяснить представителям печати, по какой причине вы это сделали. А это, в свою очередь, вызовет сенсацию и международный скандал. Причем такого масштаба, какого спорт не видел уже лет десять. Не говоря уже о том, что это, ко всему прочему, убьет Джонни, с профессиональной точки зрения, разумеется…

— Пусть лучше погибнет как профессионал, зато больше никого не угробит.

Даннет предложил:

— Разрешите ему участвовать в первых двух заездах. Пели вы увидите, что он лидирует, то оставите его в покое: будучи лидером, он никого не сможет угробить. Если он лидировать не будет, то вы снимете его с дистанции. А для прессы мы что-нибудь придумаем. Во всяком случае, вы должны помнить, что он сделал вчера, влив в себя такую же порцию спиртного.

— Вчера ему просто повезло. А сегодня…

— А сегодня уже слишком поздно что-либо менять.

— Да, сегодня уже слишком поздно.

Даже на расстоянии нескольких футов рев двадцати четырех стартующих автомобилей ударил по нервам, потрясая внезапностью и оглушительностью звука. Мак-Элпайн и Даннет переглянулись и одновременно пожали плечами — это была единственно возможная реакция в данной ситуации.

Первым гонщиком, уже несколько оторвавшимся от Никола Тараккиа, был Харлоу в своем светло-зеленом «коронадо». Мак-Элпайн повернулся к Даннету и сказал мрачным тоном:

— Первая ласточка не делает весны…

Во время восьмого заезда, а может быть, и раньше, Мак-Элпайн начал сомневаться в своих орнитологических познаниях. У него был даже слегка ошеломленный вид. Брови Даннета тоже медленно, но неуклонно ползли вверх. Выражение на лице Джейкобсона едва ли свидетельствовало о душевной радости, в то время как Рори буквально исходил злобой, хотя и пытался это скрыть. Только Мери открыто и щедро проявляла свои