1984 (коленкоровая тетрадь) - Петр Сосновский

Данное мероприятие было для него толчком. Он загорелся идеей стать классным программистом. Сына тогда взяли на должность лаборанта, чтобы он в свободное от учебы время занимался школьным сайтом и еще Женя по вечерам по удлиненной программе два года вместо одного ходил в колледж. Окончив школу, а затем через год и колледж, парень поступил в институт.

За детей я был спокоен. Им уже не нужны были мои сказки и рассказы. Да и печатать их было уже негде, журнал был закрыт, и я мог писать в стол, затем у меня появилась возможность писать в Интернет. После я понял, что это почти одно и тоже. Однако Хоби есть Хоби. Оно меня ни раз выручало от нервных срывов. Наступило время, и я снова взялся за роман: «1984». Материала для его написания было предостаточно, стоило лишь немного над ним поработать и сформировать сюжет. Я, недолго думая, забрался на антресоль и достал не только тетрадку Хазарского с голубой коленкоровой обложкой, но и свои записи, после чего сел за компьютер и принялся писать. Вначале шли мои главы. Мне их пришлось немного подкорректировать под полученный моим товарищем материал, что мной было сделано без особого труда. А еще, я наморщил лоб, вспомнил приезд Марии Хазарской в Россию и застолье у нас в доме. Этого было достаточно чтобы с новыми силами начать работать над книгой.

Глава 7

«Радуйтесь, обладая женщиной, любуйтесь ее красотой и наслаждайтесь в постели. Знайте, наступают времена, когда она под влиянием Дьявола изменится до не узнаваемости, и станет вам вначале ненавистна, а затем страшна и будете вы искать себе утешения в кругу таких же как вы горемык и хорошо, если со стаканом водки в руке, а не вне потребных оргиях и извращениях».

Не знаю, чьи это были слова, которые я не без шока прочитал в тетрадке у Михаила Хазарского, но наверняка не его, а какого-то ветхозаветного пророка. Меня они тронули до глубины души.

Нужно ли нам людям: мужчинам и женщинам мельтешиться на этом свете, что-то делать непотребное, вызывающее отвращение друг к дружке. Требуется ведь не так уж много ― мужчине любить женщину, а женщине ― мужчину и не более того. Не зря же Иисус Христос сказал: «Я пришел чтобы дать вам любовь». Она, эта любовь для чего-то нужна и забывать о том не следует.

Однажды, в Щурово я встречался со своими поседевшими и потрепанными жизнью одноклассниками. Мы сидели за накрытыми столами в кафе, выпивали, закусывали и вели беседы. О чем мы тогда говорили, чем хвалились друг перед дружкой? Вы думаете речь шла о том, кто из нас каких достиг высот? Так вот нет, нет и, нет! Ни какое занимаемое в прошлом положение, никакая значимая должность для людей пенсионного возраста значения уже не имела. Речь шла о простом, но очень важном, о детях и внуках. У кого их сколько? Среди, нас нашлись и такие, которые сидели, опустив ниц головы. Им нечего было сказать. Правда, их оказалось немного. Наградой для каждого из нас за долгую прожитую жизнь ― медалью, орденом или же звездой героя были маленькие девочки и мальчики ― внучки и внуки. Мы восторженно рассказывали о их первых шагах, удачах и неудачах и готовы были это делать бесконечно долго.

Для русских людей, считающих, что жизнь человеку дана для чего-то возвышенного, пока нами до конца еще непонятого, а не для веселья и удовольствий с нашим менталитетом, в отличие от человека западного склада ума, найдется спасение. На нас смотрит Бог, а на них Черт. У них в крови бесстыдство и разврат, у нас благоразумие и воля дабы не пресечь в будущем род людской. Мы готовы жить под покровительством Бога, хотя у нас уже нет былого рвения расшибить в молитве лоб, но все еще очень велико желание в душе выполнять его заповеди.

Мне тяжело было разбираться в каракулях товарища. Я не сразу понял, что он хотел ими выразить. Текст, так называемая его «тайнопись», на первый взгляд выглядела безграмотной мазней. Ничего кроме эмоциональных картинок. Правда, это все написанное нельзя было отнести и к стенографии. Хотя Хазарский и был журналистом, но ею не владел, да и я, если честно сказать, однажды пытался изучить, но так и не осилил. Тут мы с ним были на равных. У нас тогда изучать стенографию уже не было особой необходимости: на смену ручкам и блокнотам пришли диктофоны.

Михаил не хотел, чтобы его записи попали к кому-нибудь другому кроме меня. В них должен был разобраться только один я. Даже, например, Мария, не знаю, жена ему на тот момент, а может, уже и нет, воспылай любопытством к этой странной тетрадке в голубой коленкоровой обложке, понять в ней ничего не смогла бы. Наверняка, женщина сделала попытку, но, затем плюнула и отдала ее мне. Занимайся, если делать нечего!

Я занялся. Вначале попытался перенести текст на компьютер, затем прошло время и мне уже не представляло труда понимать мысли своего товарища, оттого при написании романа, для получения информации пользовался исключительно ею.

«Хазарские плюс», то есть человек десять-двенадцать приехали не на пустое место об этом сообщила новоиспеченная американка. Им была предоставлена на время адаптации в иных условиях жизни хорошая жилплощадь, из слов Марии ― большой двухэтажный коттедж, с прекрасным благоустроенным двориком, на все их большое семейство. Проблем с питанием не было: в доме работал холодильник и был забит под завязку. Их проживание было оплачено еврейской диаспорой. Для получения вида на жительство всем этим евреям необходимо было в ускоренном порядке в течении полугода изучить английский язык, а еще сдать историю США и его политическое устройство.

Они жили вначале то ли в штате Иллинойс, а затем в Северной Каролине, то ли наоборот, я так и не понял, главное не на одном месте. Не знаю, с чем это было связано, может с выбором работы.

Михаил нашел себе место в русской газете с еврейским уклоном, а Мария, когда она, однажды, приехав в нашу страну, сидела за столом и уплетала рыбный пирог, запивая его чаем хотела похвалиться, куда она пристроилась, но, поправляя прическу, затянула, и не успела открыть рот, как влезла Валька Гулишвили и выкрикнула:

— Да знаем, знаем! ― Косметологом. Я это вижу по твоей ухоженной «морде», ― и громко, некрасиво засмеялась. Нет, не от зависти. Уж чего-чего, а этого «добра» у нас на тот