Танатонавты - Бернард Вербер

Когда начальник тюрьмы рассказал ему о проекте «Парадиз», сулившем двадцать восемь лет зачета, Феликсу даже в голову не пришло потребовать более полной информации. Никто и никогда не делал ему раньше такого замечательного подарка.

Разумеется, в тюрьме ходили слухи, что уже около сотни заключенных сгинули в подвале, где ставили эксперименты, но Феликсу было наплевать. После всего, что ему пришлось испытать, Феликс был уверен в своей счастливой звезде. Другим просто не повезло, вот и все! На нет и суда нет, а за двадцать восемь лет зачета потребуется попотеть, уж будьте покойны!

Он поудобнее устроился в кресле, поерзал, привыкая к электродам, и плотнее подоткнул термоодеяло.

– Готов?

– К вашим услугам, – ответил Кербоз.

– Готов.

– Готова!

Ни молитвы, ни скрещенных пальцев. Феликсу было достаточно куска жевательного табака за щекой. Он ни черта не смыслит в этой научной фигне, и ему вообще на все наплевать. Лучше думать о награде, которая ждет впереди. Двадцать восемь лет зачета!

Как ему и было велено, он стал медленно считать:

– Шесть… пять… четыре… три… два… один… пуск.

И невозмутимо нажал на выключатель.

Индейцы племени чиппева, которые живут в штате Висконсин рядом с озером Верхнее, считают, что после смерти жизнь продолжается точно так же, как и раньше. Это один и тот же повторяющийся фильм, без цели, морали или смысла.

Отрывок из работы Фрэнсиса Разорбака «Эта неизвестная смерть»

Рапорт в компетентные органы

В настоящее время Рауль Разорбак вместе с группой ученых проводит эксперименты со смертью. Число жертв уже превысило сто человек. Требуется ли немедленное вмешательство?

Ответ компетентных органов

Нет. Пока нет.

Мы с Раулем и Амандиной использовали привычную, отработанную методику посткоматозного пробуждения. Но я уже сомневался в том, что у нас что-то получится. Один только Рауль внимательно смотрел на тело танатонавта и повторял как заклинание: «Проснись, прошу тебя, проснись».

Мы делали все, что полагается, безнадежно просматривая электрокардиограммы и энцефалограммы.

– Проснись, проснись! – заклинал Рауль.

Громкий вопль вывел меня из ступора.

– Палец! Он пошевелил пальцем! – закричал Рауль. – Отойдите от него! Он шевелится!

Я не хотел поддаваться иллюзиям, но все-таки отступил назад.

Внезапно пискнул электрокардиограф. Один раз. Потом еще один и еще, и наконец уверенно зазвучало: пин, пин, пин. Опять шевельнулся один палец. А за ним и другие.

Тело, сидевшее в кресле, пошевелило пальцами. Дернулось плечо, вся рука ожила. Только бы он остался в здравом уме! Впрочем, теперь я всегда держал в кармане халата небольшую резиновую дубинку.

Задрожали ресницы. Глаза приоткрылись. Рот исказился в гримасе, которая постепенно превратилась в улыбку. Пин, пин, пин – мозг и сердце вошли в нормальный ритм.

Наш подопытный не был похож ни на «овощ», ни на психа.

Он здоров и телом, и духом. Танатонавт вернулся на танатодром в целости и сохранности!

– Ур-а-а-а-а! Получилось! Получилось! – вопил Рауль.

Ангар сотрясался от радостных криков. Мы втроем обнимались как ненормальные.

Разумеется, первым опомнился Рауль.

– Ну? Как это было? – требовательно спросил он, склонившись над Феликсом.

Мы замерли, жадно ловя первое слово нашего необыкновенного путешественника. Каким бы ни было это слово, оно войдет в учебники истории, ведь оно будет произнесено тем, кто первым вернулся из страны мертвых.

Воцарилась тишина. Мы так ждали этого момента. До сих пор сплошные неудачи, а этот маньяк с походкой питекантропа все тянул и тянул с ответом, которого весь мир ждал целую вечность.

Феликс открыл рот. Вот, вот сейчас скажет. Нет, опять закрыл. Вторая попытка. Он прищурился и с трудом, хриплым голосом произнес:

– А-а… бл…дь.

Мы в изумлении уставились на него. Он потер лоб.

– Ну, бл…дь, во дают!

Он удивленно смотрел на нас, словно не понимал, откуда вдруг такое внимание к его особе.

– Ну что, дали мне двадцать восемь лет зачету?

Мы чуть не набросились на нашего пациента с объятиями и поздравлениями, но вовремя вспомнили, что ему надо прийти в себя. Рауль, однако, упорствовал:

– Как это было?

Феликс потер запястья и заморгал.

– Да как вам сказать… Ну, вылез я, значит, из кожи. Поначалу-то я чуть не наложил. Стал ну прямо как птичка. Блин! Летаю, значит, над собой… Ну! Поднялся вверх, а там все эти… мертвяки свежие, тоже летают. И такие рожи, главное! Мы полетали немного, а потом, смотрю, попали в круг, а он, блин, весь светится. Я такой по ящику видел, тигры через них прыгают.

Он перевел дыхание. Мы жадно ловили каждое его слово. Польщенный таким вниманием, он продолжал:

– Ваще, не поверишь! Ну как от карманного фонарика. Неоновый круг такой, а внутри свет, и этот свет типа говорит со мной. Иди, говорит, сюда. Ну, я и пошел. Бац! – и попал в огненный круг, как тигр в цирке. И пошел на фонарик…

Рауль не смог удержаться:

– На свет в центре, в огненном круге?

– Во-во. Как в мишень полетел. Не знаю, я говорил, у меня это все прямо в башке звучало. Он мне – давай, короче, еще ближе. Типа все будет хорошо.

– И вы туда пошли? – не выдержала Амандина.

– Ну да. И я там вижу, это типа как воронка, а в ней всякие штуковины вертятся.

– Какие штуковины?

– Да разные, какие! Звезды там, пар, струи какие-то странные вертятся в этой воронке. А она здоровая такая, хоть тыщу домов туда запихай.

Рауль ударил кулаком по ладони.

– Континент Мертвых! – воскликнул он. – Он видел Континент Мертвых!

– Продолжайте, прошу вас, – взмолился я.

– Ну вот, я туда ближе, еще ближе, а потом чую – еще малость, и я уже не вернусь. Ну-у, думаю, и на фига я тогда срок скашивал! А свет твердит у меня прямо в башке, что типа это все неважно, что на земле одна суета… Эх! И здоров же он говорить! И тут я чувствую, будто попал в пещеру Али-Бабы, а там полно сокровищ, только не золото-серебро, а всякие приятные ощущения. Хорошо так, тепло, сладко, мягко. Как маму нашел. Это самое… водички бы стаканчик, а? Во рту пересохло.