Италия. Страсти по Вечному городу - Всеволод Кшесинский

Когда мы вышли на улицу, все магазины на виа Национале закрылись.

За нами не спеша брел бомж с охапкой шмоток в руках. На нем были джинсы от Armani, джемпер от Aisberg и вполне приличные кроссовки Baldinini. Если бы не грязный вид и изрядная поношенность вещей, я бы его ни за что не принял за бомжа.

Лёка Ж. из сострадания протянула ему свой бигмак. Бомж подозрительно покосился, открыл пакет, увидел, что там действительно продукт фастфуда и выбросил его в урну.

— Зачем же в урну-то? — возмутилась Лёка Ж. Бомж, не оборачиваясь, двинулся своей дорогой. Лёка Ж. потеряла интерес к виа Национале и пожелала воспользоваться услугами римского метрополитена. Ближайшая от нас станция метро находилась на пьяцца делла-Република, площади Республики, в которую упиралась виа Национале. Станция — как раз на нашей, красной, ветке. Как выяснилось из схемы, нарисованной в уголке карты Рима, в Вечном городе всего две линии метро, красная и синяя, с одной станцией пересадки на вокзале Термини.

Мы вышли на площадь. В быстро сгустившихся сумерках зажглась подсветка, осветившая античные термы Диоклетиана, дугообразное неоклассицистское здание отеля «Exedra-Boscolo» и фонтан Наяд. Об этих исторических достопримечательностях я как раз сегодня утром читал в путеводителе и решил воспользоваться случаем, чтобы поразить Лёку Ж. Не все же ей Гариком восхищаться.

— Вот, Лёка, видишь этот фонтан? — начал я. — В начале прошлого века он считался вызывающе неприличным.

Лёка Ж. присмотрелась к обнаженным наядам, возлежащим на каких-то морских животных вокруг голого парня, державшего в руках рыбу, изо рта которой била мощная струя воды.

— А что тут неприличного? — спросила она.

— Сейчас расскажу, — многозначительно пообещал я и стал по памяти воспроизводить текст путеводителя.

Собственно, поначалу мне удалось вспомнить немногое: что когда-то фонтан назывался Аква-Пия и стоял на совершенно другом месте, а здесь находилась пьяцца Эзедра (экседра — полукруг), названная так из-за античного стадиона, прилегавшего к термам Диоклетиана.

Но когда я указал Лёке Ж. на кирпичные стены терм, меня будто озарило. Сами собой стали выскакивать даты, имена и названия. Я вспомнил, что термы начали строить в конце III века при императоре Максимиане, а закончили в начале следующего века при императоре Диоклетиане, что они вмещали до трех тысяч человек и занимали площадь более тринадцати гектаров. Один только бассейн — три тысячи квадратных метров! А еще здесь были залы для собраний и занятий спортом, библиотека и сады с фонтанами.

Лёка Ж. слушала меня, буквально открыв рот. Воодушевившись, я объяснил ей, что в VI веке бани Диоклетиана забросили, и в Средние века их могла постигнуть участь Колизея — римляне разбирали на стройматериалы все античные здания. Но, к счастью, эти термы находились далеко от центра — везти камни было слишком далеко.

В XVI веке центральный зал бани перестроили в церковь Санта-Мария-дельи-Анджели — в память о христианских мучениках. Церковь встроена внутрь терм, не нарушая древнеримских стен. В начале XVIII века в ее пол вмонтировали по меридиану мраморную полосу с черной металлической линией. Вдоль линии указаны созвездия и часы. Сверху, из круглого окошка под сводом, на линию падает солнечный зайчик. Смотришь, что рядом написано и определяешь, который час. Так римляне развлекаются.

Потом здесь построили два одинаковых здания в стиле неоклассицизма, повторяющих экседру античного стадиона…

— Какую еще цедру? — возмутилась Лёка Ж.

— Это полукружие, а не цедра. Цитрусовые тут почти ни при чем.

Ах да, чуть не забыл про самое интересное… В конце 1880-х по краям чаши фонтана поставили четырех львов. А в начале XX века скульптор Марио Рутелли заменил львов обнаженными наядами. Поднялся большой скандал — римляне требовали, чтобы скульптор убрал эту срамоту.

— Я не поняла — в чем тут срамота? — удивилась Лёка Ж. — А голый мужик по центру их не смутил?

— Ну, к мужской наготе они привыкли еще с античных времен, — объяснил я. — Видимо, им голые мужики больше нравятся, чем голые женщины…

— Тут наши с римлянами вкусы совпадают, — признала Лёка Ж. и с удивлением спросила: — А откуда ты все это знаешь? Тебе Гарик рассказал?

— Как будто кроме Гарика других источников информации не бывает… Путеводители надо читать! — сказал я, достал из сумки книжку и помахал ей перед носом Лёки Ж.

— А я-то думаю: откуда такие познания! Вроде хорошей памятью ты никогда не отличался, — сказала Лёка Ж. и, не давая опомниться, схватила меня за руку и повела к метро.

Подземный переход под белой графичной буквой «М» на красном фоне был перекрыт металлической решеткой. Электронное табло над спуском сообщало, что римский метрополитен работает до 21.00.

— Что ж это такое! Ну реально дикие Люди! Как они живут в таких условиях! — возмутилась Лёка Ж. — Ночных магазинов нет. Днем ничего не работает. Метро в девять вечера закрывается… Придется звонить Гарику… Ой, — спохватилась Лёка Ж. и на ходу придумала отмазку: — Я теперь вспомнила, что бумажка с его номером у меня…

Это переходило уже все границы.

— Знаешь, что… — начал я, но сдержался. — Отдай мне телефон, и мы отправимся домой пешком. Или иди куда хочешь, но уже без меня.

Лёка Ж. лихорадочно соображала, что лучше: добраться домой на машине Гарика, но потерять верного спутника или топать пехом неизвестно сколько, но зато сохранить надежную компанию на остаток поездки. После мучительных раздумий она остановилась на втором варианте и молча отдала мне свой мобильный. Я так же молча положил его в сумку среди мандаринов и лимонов и направился в сторону нашего дома. Лёка Ж. побрела за мной. Говорить она боялась.

Мы прошли мимо садов терм Диоклетиана, миновали неуютную улицу, напоминающую испанский сапожок для пешеходов — высокие прямые здания, примкнув друг к другу, здесь мрачно нависали над узким тротуаром. Потом вышли на еще одну такую же угрюмую улочку и увидели небольшой сквер, огороженный решеткой на каменном основании.

Я посмотрел на Лёку Ж. Она едва плелась.

— Хочешь присесть? — предложил я.

— Хочу, — тихо ответила она. — А куда?

Раз это сквер, значит, в него должен быть вход. Невдалеке мы заприметили ворота, подошли к ним. Ворота были накрепко заперты. Табличка с огромным восклицательным знаком в желтом треугольнике и останавливающей рукой в белом круге с красным ободком сообщала: «Scavi», то есть «Раскопки». Ниже шел текст, в котором предупреждалось, что здесь ничего нельзя.

— Я больше не могу, — сказала Лёка Ж. и упала на каменный бордюр решетки.

Основательная мраморная табличка напротив нас информировала, что мы находимся на пьяцца Манфредо Фанти.

Лёка Ж. огляделась.

— А где же тут площадь? — поинтересовалась она. Я глянул за ограждение. В глубине скверика стояло здание в эклектичном римском стиле. Никаких признаков раскопок я не обнаружил.