📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгИсторическая прозаСекретные архивы ВЧК-ОГПУ - Борис Сопельняк

Секретные архивы ВЧК-ОГПУ - Борис Сопельняк

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 22 23 24 25 26 27 28 29 30 ... 93
Перейти на страницу:

На следующий день я снова зашел к Циолковскому. Поднявшись наверх, я сказал:

— Боюсь, что вчера вы мне не совсем доверяли. Я решил зайти снова и показать документ, удостоверяющий, что я являюсь агентом разведывательного пункта Добровольческой армии. Вчера он был спрятан в сапоге под стелькой, а теперь я его достал.

— Нет-нет, — замахал он руками. — Я вам верю. Я вчера и с дочерьми разговаривал, и мы пришли к заключению, что вы действительно оттуда. Ведь это заметно.

Но документ он прочитал и еще раз пожалел, что ничем не может помочь.

В это время снизу раздался голос жены Циолковского:

— Константин, еще гости.

Оказывается, явился т. Поль с уполномоченными от местной ГубЧК.

— Вы Циолковский? — спросили они.

— Да, я, — ответил он, вставляя слуховую трубку.

Тут т. Поль заметил меня, и я дал знак, чтобы он поднялся наверх. Когда он поднялся, я сказал, чтобы меня тоже арестовали.

— Кто этот человек? — спросил т. Поль у Циолковского.

—Я его в первый раз вижу,—пожал он плечами. — Пришел, сказал, что из Киева, и передал привет от Федорова.

Потом нас отвели в ГубЧК. Через некоторое время, якобы для выяснения личности, меня отвели в другую комнату и освободили».

На этом отчет провокатора заканчивается. Сделав свое подлое дело, он двинулся по служебной лестнице дальше.

А в доме Циолковского полным ходом шел обыск. В дело подшит ордер № 109, на основании которого перетряхнули весь дом. Весьма любопытен текст этого документа: «Поручается товарищу Рыбакову произвести обыск, ревизию, выемку документов и книг. В зависимости от обыска задержать гр. Циолковского и реквизировать или конфисковать его товары и оружие».

Какие товары? Какое оружие? А зачем им книги? Ерунда какая-то. Но факт есть факт: в доме Циолковского искали не только какие-то таинственные товары, но и оружие. Что имелось в виду—пушки, пулеметы, шашки или револьверы, в документе не уточняется.

Задержали, а вернее, арестовали Константина Эдуардовича еще до обыска. Слава богу, дома были жена и дети, а то ведь ничего не стоило подбросить револьвер и пару гранат, а потом пришить Циолковскому обвинение в организации террористической группы. Но дочь Константина Эдуардовича Люба была опытна в такого рода делах, недаром еще в царское время сидела в Крестах, так что продолжения провокации она не допустила.

19 ноября Константин Эдуардович уже был на Лубянке: регистрационный листок Особого отдела Московской ЧК составлен именно в этот день. Кроме фамилии, образования, национальности, происхождения (кстати, из дворян), зачем-то внесены приметы Циолковского: роста среднего, походка качающаяся, нос длинный, глаза серые, волосы седые, голос глухой. Выяснилось также, что отец Циолковского перебрался в Россию из Польши, в Петербурге окончил Лесной межевой институт, работал в Рязанской губернии, там же женился на дочери помещика Юмашева, которая была полутатарских кровей.

Когда спросили о детях, Константин Эдуардович разрыдался. Ведь буквально на днях в страшных мучениях от заворота кишок умер его младший сын Иван. Старшего, Игната, он потерял еще в 1902-м: будучи студентом Московского университета, тот покончил с собой, отравившись цианистым калием. Трудно сказать, за какие грехи расплачивался Константин Эдуардович, но через несколько лет после старшего сына покончит с собой и средний — Александр. Совсем молодой умрет от туберкулеза младшая дочь Анна.

А потом Циолковского отправили в камеру, причем в общую, так что насмотрелся он там всякого: отсюда уводили на допросы и расстрелы, здесь выясняли отношения и умирали, просили передать последнее «прости» и отнимали тюремную пайку. Как старый, больной человек смог это выдержать, как не свихнулся, не отдал богу душу?!

И вот, наконец, первый допрос. Состоялся он 29 ноября и проводил его следователь Ачкасов. Этот человек с самого начала вел себя довольно подло. Скажем, он ни словом не обмолвился о том, что о судьбе Циолковского беспокоились и активно хлопотали не какие-то частные лица, а целые организации. Он даже не подшил в дело протокол заседания правления профсоюза работников просвещения, которое состоялось 22 ноября 1919 года. А там черным по белому написано: «Постановили ходатайствовать перед ГубЧК об освобождении Циолковского из-под ареста как человека преклонных лет, слабого здоровья и занятого научно- созерцательной деятельностью, а следовательно, аполитичного». Зато самый главный вопрос тех лет Ачкасов задал первым:

— Ваши политические убеждения?

Десять дней в общей камере не прошли для Циолковского даром. Он не стал изображать из себя пацифиста, толстовца или противника кровопролития, а своим глухим голосом ответил:

— Сторонник Советской республики.

Следователь решил усыпить бдительность шестидесятидвухлетнего ученого и дал ему возможность поговорить на любимую тему—о воздухоплавании и дирижаблестроении. Старик увлекся, начал что-то чертить, и вдруг как обухом по голове!

— Почему именно к вам зашел деникинский офицер?

— Почему? Я не знаю почему, — сбился с темы Циолковский. — Видимо, потому, что я состоял в переписке с Федоровым, а они были знакомы. Я сделал вид, что поверил, будто молодой человек, назвавшийся Образцовым, и в самом деле деникинский офицер, и дал понять, что он ставит меня в весьма затруднительное положение. «Вы рискуете головой, да и я рискую, если не донесу на вас», — сказал я. Но и после этого он не ушел. Тогда я окончательно решил, что он не деникинец, а всего лишь играет роль деникинца, и потому ни в чем ему не противоречил. Когда он все же ушел, я все продумал, посоветовался с семейством, и мы решили отложить донесение в следственную комиссию до следующего дня, так как видели в нем провокатора.

Ни за что бы не додумался Константин Эдуардович до такого кульбита, и доносить он бы не стал — не то воспитание. Значит, кто-то посоветовал, кто-то из сокамерников пожалел старика и, если так можно выразиться, направил на нужный путь. И еще одна деталь. Уж если идти с доносом, то с утра, а в рапорте Кучеренко-Молокова-Образцова сказано, что второй раз он явился к Циолковскому в середине дня, значит, бежать в следственную комиссию никто не собирался.

— На следующий день этот человек явился снова, — повествовал между тем Константин Эдуардович, —... достал из сапога какую-то бумагу и продолжал требовать от меня сведений о Восточном фронте. Тут я еще раз убедился, что этот человек не деникинец, а всего лишь играет роль деникинца, причем довольно плохо. После всех произнесенных мною показаний, больше показать ничего не имею и виновным себя в чем-либо по отношению каких-либо антисоветских действий не признаю, в чем и расписываюсь.

Подпись Циолковского заверил следователь Ачкасов. Но вот что удивительно: оказывается, Константин Эдуардович писал свою фамилию через «а», то есть Циалковский.

Тянуть резину Ачкасов не стал, и вскоре в деле появился главный документ, написанный красивым, каллиграфическим почерком. Приведу его почти без купюр:

1 ... 22 23 24 25 26 27 28 29 30 ... 93
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?