Курс выживания - Оксана Обухова

Когда я вывела машину из гаража и подъехала к воротам поместья, то их мне сразу не открыли. Один из охранников начал обходить «ниссан» – видимо, хотел что-то сказать или спросить, – но я так на него зыркнула, что парень только рукой махнул, и его напарник тут же нажал на кнопку, и двери разъехались.

Кофеин клокотал в моих венах, давно забытое бешенство добавляло прыти, как обезумевшая ведьма я неслась к монастырю, к коммуне для исправляющихся наркоманов и мечтала лишь об одном – изорвать в клочья морду губернаторского сына. Надавать пощечин и пендалей, сгрести за шкирку и отволочь в ближайший милицейский участок.

И пусть только попробует дать сдачи! В моих руках будет монтировка! Я не прощу! Мельниковдолжен был прекратить эту пытку. Он был обязан дать отбой. Но почему-то этого не сделал, кошмар продолжался. И иной версии, кроме операция «Жертва» продолжает работать, у меня не было. Кокаин в багаже прекрасно укладывался в схему с отравленной сигаретой. Это звенья одной цепи, это работает в одном направлении – из меня делают наркоманку. Для всего света.

Я беспечно оставила врага за спиной, посчитав его поверженным. А враг очнулся и дал сдачи. Наркотики мне подсунули по его указке, в этом не было сомнений. На гладкой поверхности коробочки с кокаином обнаружат только мои отпечатки пальцев – можно быть уверенной, – и этот факт вобьет мне в спину осиновый кол. Не для Туполева, так для отдела по борьбе с оборотом наркотиков.

…Мимо проносились поля, леса и деревни. Я с остервенением топила педаль газа, но усталость, выбравшаяся вслед за мной из поместья, нагоняла. Два дня без еды и практически без сна давали себя знать, духовно телесная диета не позволила мне выскочить из машины, как черт из коробки с монтировкой в руках. Подъехав к длинному бревенчатому дому коммуны, я буквально вывалилась из-за руля и, с трудом передвигая онемевшие ноги, отправилась на розыски Мельникова. Надеялась только на острые зубы и умение царапаться, монтировку Макс выбил бы из моих трясущихся рук, как прутик, и вооружился сам.

Но монтировка, как оказалось, Мельникову бы и не понадобилась. На заднем дворе за домом Макс колол дрова. Потный и сильно загоревший за десять дней, он махал огромным колуном, не обращая внимания на жару и стаи жирных деревенских мух.

Я оперлась спиной о теплый угол дровяного сарая и, мрачно собирая остатки сил, готовилась к мордобою. Подбирала вступительные выражения и морально укреплялась.

Максим обернулся за укатившимся поленом, увидел меня, и лицо его просияло. Открыто, искренне и совершенно невиновато.

Я несколько опешила, вступительные ругательства застряли в пересохшей глотке, и Мельников, отшвырнув топор, бросился ко мне:

– Софья, боже! Какой сюрприз!! Почему не позвонила?! Я бы тебя встретил! – Макс подбежал ко мне, обнял и похлопал горячими руками по измученной спине. – Ну, здравствуй, здравствуй, очень рад!

Я отстранила его, потного, и пристально вгляделась в обновленного «картежника».

Вычурная бороденка исчезла с его лица. Обгоревший нос облупился, по лбу крупными каплями стекал здоровый мужицкий пот, а ровные зубы сверкали в такой открытой улыбке, что я растерялась. Этой встречей Мельников разоружил меня без единого словесного выстрела. Обмен залпами не состоялся, я стояла перед ним, задирая голову вверх, и не знала – а что, собственно, я собиралась ему сказать?

Мой изучающий взгляд Максим понял по-своему.

– Нормально все, Софья, нормально, – смутился. – Работаю… видишь, дрова колю. А ты как?

Я пожала плечами. Ну не бывает такого! Не может быть, чтобы парень с такими глазами строил против меня козни! Сейчас он открыт и ярок, как… детская книжка с картинками…

– Что-то случилось? – проникнув наконец в мое настроение, озаботился Мельников. – Что-то не так… что-то по моему делу?

– По нашему, – скупо поправила я.

– Меня… я…

– Нет, Максим, все в порядке. Я проведать тебя приехала. – Наступая на горло убийственным желаниям, я без боя сдавала позиции. Сползла по стене вниз и села на корточки.

– Эй, ты что? – беспокойно склонился Макс. – Ну-ка, вставай, пойдем в дом! Молока выпьешь… – Он помог мне подняться, поставил на ноги и заглянул в глаза. – Нет, я ведь вижу, что-то случилось… Ты же вся белая!

– Принеси мне молока, – уворачиваясь от вопросов, сказала я. – И давай посидим где-нибудь в теньке на улице…

– Хорошо, – сказал Максим, проводил меня за дом, усадил на лавку и почти бегом пустился за молоком.

Я, ощущая прежнюю вялость, смотрела на опаленный солнцем луг, на темный штакетник леса невдалеке и не понимала, как поступить.

Наброситься на Макса с обвинениями и выполнить программу-минимум – отхлестать по щекам?

Или промолчать? Искать врага в другом месте и оставить упреки?

Я не знала. Максим так мне обрадовался…

…Мой прежний враг принес из дома кринку молока и две кружки. Одну налил для меня, протянул и с прищуром смотрел, как долго и безразлично я пью густое холодное молоко.

– У тебя неприятности? – так и стоя с кринкой и пустой кружкой в руках, спросил он.

– Да, – тихо ответила я. Так как уже решила без упреков и обвинений просто рассказать ему о происшествии в аэропорту.

– С мужем? – падая в такт с моим настроением, тихо проговорил Мельников.

– Да. И не только.

Максим набычился, помотал головой и, сев рядом, поставил на лавку кувшин и чашку.

– Я очень виноват перед тобой, – вступил он едва слышно и, заметив, что я собираюсь что-то сказать, добавил: – Не перебивай! Я должен кое-что тебе рассказать… – И видимо, не зная, с чего начать, приступил к покаянию неожиданно: – Я тут на исповедь ходил. К отцу Александру… Нет! – неожиданно прервав монотонную речь, горячо воскликнул он. – Даже если бы отец Александр не наложил на меня это… обязательство, я бы все равно тебе все рассказал!

– Что, Макс? – подстегнула я неопытную в покаяниях душу.

– Я виноват перед тобой, – опустив голову, повторил Макс.

Прикрыв глаза и опираясь спиной на круглые бревна стены дома, я слушала историю о том, как меня ломали. Максим не скрывал ничего. Слово за словом, шаг за шагом, он двигался вперед и, не щадя себя, рассказывал правду. О проигрыше в карты – не называя имен остальных игроков, – о похищении Тимофея, об отравленной сигарете…

– Кто ее подложил в мою сумку? – впервые перебила я.

– Не знаю. Меня не посвящали в тонкости. Выдавали только результат. Отчеты.

– Верю, – кивнула я. Именно так мне и говорил полковник из контрразведки. – Что было дальше?

– А дальше – все, – вздохнул раскаявшийся грешник. – Я дал команду «отбой».

– Когда ты ее дал? – не в силах смотреть в лицо хоть и бывшего врага, спросила я.