Тайны Пантеона - Марина Суржевская

class="p1">Он подступил ближе, и мне пришлось попятиться, упереться в карту на стене. Норингтон поставил ладонь, словно пытался удержать меня.

– Твой айк порозовел, – тихо произнес он. – Значит, ты становишься сильнее. Поздравляю.

– Что ты хотел мне сказать? – поморщилась я.

– Кэсс, я так скучал… И так хочу тебя поцеловать…

Я мотнула головой, забыв, что позади стена, и неприятно приложилась затылком. Инквизитор поморщился и отодвинулся.

– Я надеялся, что ты успела примириться с нашим общим будущим. Но похоже, с тобой не будет просто, да, Кэсс? Тогда я прав и тянуть не следует. Наше венчание переносится. Мы поженимся через две недели в храме Святого Фабиана.

– Нет!

– Все решено. Твои родители одобрили новую дату.

Паника сдавила горло, и я сделала несколько быстрых вздохов, пытаясь успокоиться. Мне казалось, что стены ловушки сжимаются вокруг, не давая дышать. Две недели вместо трех месяцев? Я верила, что у меня еще есть время хоть что-то придумать!

– Я тебя ненавижу, – выпалила я.

– Я сделаю все, чтобы это изменить, —отозвался Дамир. – Давай опустим этот разговор. Решение принято, Кэсс. Платье тебе привезут накануне. Скажи, если тебе нужны украшения или… что-то еще. Я достану все, что ты захочешь.

– Я не надену это платье!

– Тогда пойдешь к алтарю в форме инквизитора. – Лицо молодого мужчины казалось застывшей маской, лишь зеленые глаза лихорадочно блестели. – Или голая, если решишь испортить и ее. Мне все равно, Кэсс. Я женюсь на тебе, даже если ты явишься в картофельном мешке. Через две недели ты станешь моей женой.

– Две недели? – раздался возглас, и мы с Норингтоном обернулись. У двери стояла Ржаник и выглядела еще более шокированной, чем я.

– Джема? – Ледяная маска на лице Норингтона треснула, и я увидела его смущение и растерянность. – Какого черта ты забыла в Кастеле?

– Значит, это правда. – Девушка сделала шаг, ее взгляд прилип к лицу Дамира. – Кассандра сказала правду! Она действительно не желает этой свадьбы! Но… как ты можешь? Я не узнаю тебя!

– Джема, тебя не касаются мои отношения с Кэсс! – вспыхнул инквизитор.

– Не касаются? Меня не касаются? После всего, что между нами было?!

– Все в прошлом. Я тебе не врал. Не говорил, что… люблю. Я всегда любил только Кэсс, и ты всегда это знала. – Дамир отвернулся, рыжая зло рассмеялась, а я загрустила.

Ну все, теперь мне крышка. После таких слов Джема может и пересмотреть свой взгляд на мое убийство!

Только слушать ссору и дальше я не желала, поэтому отпихнула Норингтона и выскочила из лекторной, оставив бывших любовников разбираться. В голове стучало, словно там тикали стрелки оживших часов. Тикали и отсчитывали уходящее время.

Глава 10. Тик-так, Август

Время неслось слишком быстро.

Я почти перестал спать, снова и снова проверяя план и выискивая в нем прорехи и слабые места. Увы, находил. Но другого, более совершенного варианта, у нас с Нейлом не было.

Ко дню празднования весь Неварбург засиял золотом и пурпуром – цветами императорского двора. Площадь Святого Луки перед дворцом украсили сотней фонарей и гирлянд, превратив ее в искрящуюся драгоценность. В центре установили помост, укрытый бархатом, на нем выступит с речью сам император Константин. В отдалении выстроились резные домики, где будут продавать горячее вино со специями, пряный пунш, крендели с маком, печеные в меду яблоки и конечно – блины. Румяные и золотые, начиненные соленой рыбой или сладким творогом.

Проспекты, стрелами разбегающиеся от площади, тоже подготовили к массовому гулянию горожан. Жители Неварбурга, чествуя монаршую семью, повесили золотые шары на свои окна и выставили флаги на крыши.

Великий праздник совпал со днем, когда деструкты покинут Благой Дом.

От центральной площади до лечебницы двенадцать кварталов и семь до станции, откуда отходит поезд в Пески. Почти двое суток железный состав следует без остановок, пока не доберется до конечной станции.

Пески… когда я пытался вспомнить дорогу в Пески, память снова сбоила, а глаза застилала тьма. После Нью-Касла и чайной я очнулся уже в заключении. И теперь жалел, что не сохранил воспоминаний о поездке. Сейчас это могло бы мне пригодиться.

Зато Нейл помнил больше, чем я. Защищенный от низких вибраций поезд издаст прощальный гудок ровно в девять вечера и вытащить из него пленников будет уже невозможно. А это значит, нельзя позволить деструктам войти в вагоны.

Ночь я провел без сна.

Смотрел в окно – даже ночью на улицах Неварбурга довольно светло от фонарей и витрин. Я вспоминал. То, что нельзя и то, что давно себе запретил. Но возможно, уже завтра мне перережут глотку или всадят пулю в лоб, так что какая разница? Перед лицом смерти запреты теряют смысл, и я позволил себе вспомнить. Следы на снегу – такие одинокие на полотне белой безбрежности, шепот у виска и теплое дыхание, чай в старой чашке, согревающий пальцы. Разделенная на двоих тьма. И ее глаза, в которых отражаются звезды.

«Если бы я был не я, а совсем другой Август, однажды я набрался бы смелости, чтобы тебя поцеловать…»

Хрупкое воспоминание разрушил визгливый женский смех за стеной моей комнаты в Озёрном Доме, к нему тут же присоединился басовитый мужской. И я усмехнулся. Надо забыть о Кассандре Вэйлинг. Это то, о чем она весьма недвусмысленно попросила. Это лучшее, что я могу для нее сделать.

Смех за стеной перешел в кокетливый визг, а потом в хриплые стоны.

Клавдия закрывала глаза на развлечения своих постояльцев. Она все еще не могла поверить, что отель полон, даже в дни города такого не случалось. В Неварбурге слишком много подобных заведений, мало кто из гостей города добирается до окраин. Я восторженное удивление Клавдии никак не комментировал.

Сейчас в ее доме проживало шестнадцать человек, исключая меня. Слева жил господин Браун – молодой мужчина, любящий крепкую выпивку и веселых девушек. Справа – пожилой господин Люсвин, обожающий пряный табак и сплетни. Дальше по коридору расположились супруги из Предгорья, рядом – их друзья, за ними – тихая молодая учительница, неодобрительно поджимающая губы при каждом появлении в столовой господина Брауна…

Шестнадцать человек.

Я прикрыл глаза.

Шестнадцать ничего не подозревающих человек, решивших повеселиться на празднике и съесть крендель с маком в честь выжившего во время бунта принца и его отца, императора. Люди, которых я подвергаю опасности, даже находясь рядом.

Имею ли я право рисковать чужими жизнями ради того, чтобы спасти тех,