Очень личное. 20 лучших интервью на Общественном телевидении России - Виктор Лошак
Шрифт:
Интервал:
В. Л.: То есть их политика заключалась в простом отталкивании от России, и это они понимали, как центральную идею нового государства?
А. Д.: Да, да. Но, понимаете, Россия была такой странной метрополией. Как правило, метрополия забирает ресурсы из колоний. А мы-то с вами помним, что уровень жизни, скажем, в Грузии или в Эстонии был выше уровня жизни в России.
В. Л.: Причем значительно.
А. Д.: Значительно. И даже на Украине он, наверное, был выше, чем в России; особенно в ее средней полосе. Так что метрополия была да, странная. Но новые элиты этих независимых государств подпитывались желанием завоевать популярность у избирателей и в элитах. Поэтому это естественный процесс, и к нему надо относиться, на мой взгляд, спокойно.
Скажем, одно отношение в таких странах, как Узбекистан, Армения, Грузия, – странах, которые имеют глубокие исторические корни, большую культуру как часть мировой. И такие страны, как балтийские, у которых нет этой идентичности, и они ее ищут в русофобии. С моей точки зрения, это главная причина. Мы знаем с вами грузинское кино. Вы можете вспомнить, я не знаю, Рижскую киностудию, какие там были хорошие фильмы?
В. Л.: То есть вы считаете, что русофобияя – это даже их культурная основа?
А. Д.: Безусловно. Это поиск идентичности. Если нет идентичности в истории культуры, то возникает такой суррогат этой идентичности. И он на какое-то время кого-то объединяет. И это, конечно, довольно печально и довольно драматично. Но нам надо смотреть в будущее, а интересы России на Балтике – они остаются.
И Калининград, и Усть-Луга, и Питерский (Ленинградский) порт. Поэтому нам придется находить какой-то, что называется, Modus vivendi (образ жизни), в отношениях с элитами этих стран в том числе. Понимаете, у меня такое ощущение, если говорить образно, что Европа сегодня превратилась в некую отару овец, которую ведет пастух. И есть восточноевропейские овчарки этакой балтийской породы, которые это стадо загоняют, понимаете? Сегодня нет Франции, которая всегда была неким балансиром отношений, нет лидеров класса Де Голля, или Ширака, или Миттерана.
В. Л.: То есть Германия и Франция, они идут вслед за своими реципиентами. Вы где-то сказали о том, что пропаганду заменяет сейчас пиар. Не потому ли так происходит, что политический прогноз стал невозможен?
А. Д.: Вы знаете, прогноз всегда возможен.
У прогноза возрастает степень неопределенности и степень риска этого прогноза. Но если набрать некий пучок сценариев, то прогноз всегда возможен.
В. Л.: Но с точки зрения прогноза в общественном пространстве всё неважно. Его просто недостает.
А. Д.: Во-первых, на него нет спроса. Был бы спрос – был бы прогноз. Мы делаем у себя в институте прогнозы. Мы сейчас, к сожалению, немного притормозили эту активность. Но мы делали долгосрочные прогнозы, и более-менее попадали. По крайней мере, наши прогнозы были не менее точны, чем долгосрочные прогнозы Международного валютного фонда.
В. Л.: Хотел бы вам задать пару личных вопросов.
А. Д.: Это неизбежная жертва участия в вашей программе.
В. Л.: Вам не бывает скучно?
А. Д.: Нет. Мне, я считаю, повезло – у меня очень интересная работа. И вы скажете, что я большую часть жизни проработал в одном месте. Но в этом месте возникали все время новые задачи, я все время ощущал себя на пороге неизведанного, и это, конечно, доставляло большую радость.
В. Л.: А у вас не было искуса уйти во власть или уйти в бизнес?
А. Д.: Вы знаете, у нас есть такая традиция, что близкие сотрудники уходящего премьера получают некие посты. Скажем, начальник секретариата (премьера Е. Примакова – ред.) Юрий Антонович Зубаков – был послом в Вильнюсе. Роберт Маркарян, еще один руководитель секретариата премьера – уехал послом в Сирию. У меня тоже были предложения, но мне нравилось работать в институте. И я сказал Примакову, что я ничего не хочу, я вернусь. А шли разговоры о позициях заместителей министров. И я совершенно не жалею об этом. Евгений Максимович сказал:
«Ну, ты выбираешь такой нелегкий путь». Потому что у нас тогда зарплаты были аховые. «Но я, – говорит, – тебя поддерживаю в этом решении».
В. Л.: И это несмотря на то, что сам каждые пять-шесть лет менял пост?
А. Д.: Да, у него была такая судьба. Он говорил, что нельзя на одном месте засиживаться.
В. Л.: Ему не давали засиживаться?
А. Д.: И ему не давали засиживаться. И он любил перемены. И у него не было того, что сегодня называется «команда»: вот приходит человек из региона, он пол-администрации губернатора привозит в Москву с собой. У Примакова было два-три человека. Такие были времена.
В. Л.: Что главное в жизни, Александр Александрович?
А. Д.: Я думаю, любовь: любовь к женщине, любовь к детям, любовь к родителям, любовь к отеческим гробам, любовь к своим друзьям. Это главное.
Правила жизни
Вы знаете, я, наверное, скажу, кто мне не нравится и что я не люблю. Я не люблю трепачей. Я люблю профессионалов в любом деле. И я всю жизнь старался работать рядом с профессионалами. Я не люблю таких самовлюбленных жлобов, о которых Примаков говорил: «Ну посмотри на него, он ходит по жизни с походно-переносным пьедесталом: куда бы ни пришел, раскладывает пьедестал и на него забирается». И я считаю, что очень важно в жизни – это помогать хорошим людям.
Наталья Жванецкая:
«Миша был человек с критическим умом и бередящей душой…»
Справка:
Наталья Валерьевна Жванецкая
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!