Иллюзия разобщенности - Саймон Ван Бой

На следующий день она разрезала одно из своих старых платьев и показала А., как безопасно заколоть на ребенке ткань булавками.

В тот вечер, когда они поужинали, она показала, как держать ребенка у плеча и похлопывать по спинке.

В сундуке на втором этаже женщина нашла для А. пару ботинок, которые были ему велики, но защищали его израненные ноги, когда в сумерки они со старухой выходили на поиски картошки, репы, моркови или хоть чего-то пригодного в пищу. Что бы они ни находили, первая порция полагалась ребенку.

Однажды в дверь постучал человек. Когда женщина открыла и заговорила с ним, он сказал, что заблудился, но все смотрел на А., стоявшего в глубине комнаты с ребенком на руках. На следующий день мимо дома прохаживались двое, пытавшиеся заглянуть внутрь. А. решил, что на рассвете они с ребенком уйдут.

Женщина наполнила корзину чистыми тряпками, яблоками и всем, что у нее было.

Она стояла посреди дороги и смотрела, как они исчезают вдали.

В ту ночь в постели она сжимала четки и думала, кому еще может помочь.

На смертном одре, тридцать восемь лет спустя, в 1982 году, все еще сжимая четки, старушка ощущала, какой потерей станет, чувствуя горе тех, кто собрался у ее постели. Она пыталась выглядеть спокойной, но ей было очень больно. Ее знали просто как Мари, хотя те, кто постарше, называли ее Мария, из уважения за все то, что она долгие годы делала для людей.

Когда вышла луна, Мари в последний раз выдохнула, и самая незначительная ее часть ускользнула прочь, полная благодати.

За гробом шла вся деревня. Священник, следовавший за катафалком, громко говорил и смеялся, потому что она научила его радоваться не только жизни. Поодаль медленно двигались подростки, сохраняя достаточную дистанцию, чтобы можно было курить и держаться за руки.

А. и ребенок спали большей частью в сараях. Когда шел дождь, укрывались под густыми летними деревьями. Если кругом никого не было, А. читал ребенку из книги, лежавшей у него в кармане. И хотя ни один из них не понимал, что значат эти слова, звук их успокаивал.

А. умел собирать ягоды в диких зарослях, и ребенок вскоре полюбил чернику и землянику. Они приноровились, когда есть, когда спать, и ребенок казался спокойным — вот только ночами часто просыпался и был безутешен.

А. менял ему подгузник каждое утро, в полдень и вечером. Если тот был не слишком запачкан, он его сохранял, чтобы потом постирать. Еще он мазал ребенка белой пастой, баночку которой дала ему старушка.

Несколько раз ребенок принимался так кричать, что А. волновался и нарушал молчание, начиная мурлыкать единственную песню, которую любил, которую слышал в младенчестве, которая преследовала его и казалась загадочно знакомой. Ему хотелось думать, что этой песне научила его мать. Он не знал, кто ее написал, когда и почему — не знал, что она называлась «О чужих странах и людях» и что его матери аплодировали стоя, когда она сыграла ее в переполненном школьном зале в 1911 году.

Как-то утром они нашли среди мокрого сена велосипед. Немного потренировавшись, А. уяснил, как сделать, чтобы велосипед ехал, когда они оба на нем сидят.

Прокатившись много часов по сельской местности, они добрались до такой крохотной деревни, что перед ней не было даже знака. Вдали, на дороге, стояла перед кафе группа немецких солдат; они курили и разговаривали. Ребенок почувствовал, что А. страшно, и крепко к нему прижался. В порыве вдохновения А. дернул звонок на руле, и солдаты инстинктивно расступились, дав им проехать посередине.

К полудню следующего дня вокруг понемногу стало появляться все больше зданий, людей и брызгавших грязью машин с закрепленными на крышах вещами.

Когда вдали показалась Эйфелева башня, А. слез с велосипеда и повел его. Еды у них больше не было, ребенок вел себя беспокойно. В конце концов, не имея сил больше это выносить, А. зашел в первое кафе, которое показалось ему приветливым. С ним поздоровался человек в коротком коричневом галстуке. А. попытался жестами объяснить, что хочет продать стоявший снаружи велосипед или обменять его на какую-нибудь еду.

Люди перестали есть и уставились на него. Владелец ткнул в лицо А. продуктовыми карточками и пожал плечами. Потом их стал выгонять официант, с отвращением морщивший нос из-за того, как пахло от ребенка. Когда они оказались у двери, элегантная женщина в красном платье подошла к владельцу и с размаху дала ему пощечину. Заскрипел стул, потому что старик в глубине встал, чтобы рассмотреть, что происходит.

Женщина забрала у А. ребенка, вернулась за столик и нарезала свой обед на крохотные кусочки. Кто-то зааплодировал. Другие с отвращением качали головами.

А. стоял у двери и смотрел, как мальчик безудержно хватает еду у женщины с тарелки. У А. кружилась от радости голова. Официант вернулся к работе. Доев, люди стали выходить из ресторана, и некоторые протягивали А. кусок сыра, или хлеб, или завернутое в газету мясо. Одна женщина сказала, что ему должно быть стыдно: так попрошайничать с ребенком на руках.

Прежде чем вернуть ребенка А., элегантная женщина написала на клочке бумаги свое имя и адрес в Девятом округе. Потом поцеловала ребенка и вышла.

Они несколько часов бродили по парижским бульварам, как туристы. У А. уже по-другому болели ноги. Он хотел сказать ребенку, что Париж похож на стихи в камне. Думал о женщине в красном платье, гадал, как они с ней теперь заживут. Она была очень привлекательна, и со временем они, наверное, даже могут друг друга полюбить. Он найдет работу, все у нее дома починит, а вечерами будет читать им вслух для развлечения.

Случайно они вышли к Лувру и неспешно двинулись через арку в Тюильри, где А. поставил велосипед и нашел освещенное солнцем место на траве.

Они играли, хлопали в ладоши и катались по траве. Пчелы проталкивались в мягкие колокольчики, птицы бесшумно кружили над фонтанами. Когда А. вынул из кармана маленький пухлый помидор, ребенок схватил его, но есть не стал, а поднес к губам А.

Он качал мальчика на колене, временами скармливая ему еду из кармана. Старики останавливались и смотрели на них.

А. собрал на клумбе опавшие цветочные лепестки и осыпал ими ребенка. Казалось, статуи, не двигаясь, их защищают.

Когда ребенок заплакал, А. тихо запел и убаюкал его на руках.

Они уснули, соприкасаясь лбами.

Когда окружающие стали собирать вещи и уходить, А. нашел в кармане адрес женщины и усадил ребенка на велосипед. Солнце клонилось к закату, и ночь обещала быть прохладной.

Они дошли до широкой, мощенной брусчаткой площади на краю Тюильри, и тут А. заметил людей, толпившихся на рю де Риволи, и подумал, что там легко можно спросить дорогу. Он покажет клочок бумаги с адресом, потом вопросительно поводит рукой.

Толпа окружала толстого старика с песиком, который давал представление. А. прислонил велосипед к стене и протолкался вперед, чтобы ребенку было видно. На песике был крошечный беретик и мундир в цветах триколора. Все зааплодировали, когда он встал на задние лапы. Старик был доволен, даже разрумянился.