Странные люди - Дмитрий Бирман

– Ничего страшного, малыш, бывает, – и, добавив: – С тебя бутылка! – ушел переодеваться.

Через день после приезда в Сочи состоялся конкурс парикмахеров. Пятьдесят лучших мастеров Российской Федерации представляли свои высокохудожественные работы взыскательному жюри.

Эдик немного волновался (хотя сладкая халява была лучшим успокоительным), искоса проглядывая по сторонам. Тетя Таня в чуть излишне коротком белом халате, в макияже, с которым она чуть переборщила, была чуть более суетлива, чем обычно, и чуть сильнее прижималась к Эдику грудью, совершая замысловатые па ножницами.

Ножницы в ее руках жили отдельной жизнью. Они касались волос, потом взлетали, чтобы вернуться то слева, то справа, то почти сливаясь с расческой, то навеки расставаясь с ней. Эдик, затаив дыхание, смотрел на эти руки, которые отражались в зеркале, и ему казалось, что это дирижер соединяет разрозненные звуки в симфонию.

Точно так же руки парикмахера создают из хаоса идеальную стрижку.

В общем, они с тетей Таней заняли второе место. Это был успех! Обычно мастера из провинциальных городов довольствовались, в лучшем случае, местами, начиная с шестого. Первые пять предназначались маэстро из Москвы и Ленинграда.

В своей речи Председатель жюри, отдавая должное профессионализму серебряного призера, отдельно отметил эстетику внешности модели, которая (внешность), безусловно, способствовала убедительной победе.

После награждения, когда Эдик выходил из зала под аплодисменты зрителей и жюри, к нему подошел Черкасов с букетом цветов в одной руке и бутылкой армянского коньяка «КВВК» в другой.

– За вами должок, молодой человек, – сказал он голосом, сводившим с ума миллионы его почитателей, – несмотря на то что вы теперь знаменитость!

Он рассмеялся хорошо поставленным музыкальным смехом и добавил:

– Пойдемте к вам, отметим дебют, а я позвоню в ресторан и скажу, чтобы обед принесли прямо в номер.

С губ Эдика уже готовы были сорваться слова об отсутствии денег и тяжело больном папе, но Черкасов опередил его:

– Разумеется, за мой счет, красавчик!

Слова эти были решающими, и Эдик даже не подумал о том, что надо бы тетю Таню тоже позвать. Заслужила.

Когда официант выходил из номера, Черкасов его проводил и сунул в карман трешку, немного задержавшись у двери, потом подошел к столу, откупорил бутылку коньяка и разлил в стаканы ароматный янтарный напиток.

Эдик был на вершине блаженства. Он в Сочи, в отдельном номере, звезда эстрады угощает его обедом!

Черкасов поднял свой стакан и сказал:

– Я хочу, чтобы этот чудесный напиток, сделанный из ягод, вобравших в себя солнце, выдержанный в дубовой бочке, которая отдала ему мудрость и придала ему терпкость, разлитый в эти ужасные стаканы, – тут он картинно поморщился и покачал головой, – достойных сосудов нет в этом уголке южного рая, я хочу, чтобы этот напиток, который аки ангел босиком пробежит по нашим венам, достиг наших сердец и сблизил бы их!

Черкасов сделал пять маленьких глотков и красиво закусил долькой лимона.

– Ура! – Эдик сделал три глотка и тоже закусил лимоном.

Что-то тревожило его в этой странной, какой-то вымышленной ситуации.

Что-то было не так, но он никак не мог понять что.

Надо сказать, что номер был совсем небольшим, – кровать, кресло у стены, а между ними журнальный столик, на котором, собственно, и был сервирован обед. Черкасов развалился в кресле, а Эдик внимал ему, сидя на краешке кровати.

– Давайте теперь под рыбку! – сказал Черкасов. – Я вам освежу, – и он разлил в бокалы добрую порцию солнечного нектара.

– За нашу встречу, малыш! – певец хорошо поставленным движением влил в свое золотое горло не меньше половины стакана, потом взял кусочек ржаного хлеба, щедро намазал на него масла и положил внахлест два куска слабо соленой горбуши.

– Тут важно, дитя мое, чтобы между кусочками рыбы не было расстояния, – Черкасов говорил и смачно жевал бутерброд. – А вы что не пьете?

– Пью, – выдавил из себя Эдик, сделал маленький глоток и снова закусил долькой лимона.

– Вы не находите, что в номере очень жарко? – Черкасов посмотрел Эдику в глаза и снял пиджак.

– Не хотите раздеться? – певец встал из кресла, сел на кровать совсем близко и начал расстегивать на себе рубашку.

Мир рушился на глазах.

Эдик застыл, точнее, закаменел. В голове его вихрем проносились мысли, но зацепиться ни за одну из них он не мог.

Черкасов снял рубашку. Под ней оказалась густая поросль черных, кудрявых волос, дряблый живот и темно-коричневые соски, которые были напряжены.

– Иди ко мне, милый, я помогу, – прошептал он, протягивая к Эдику чуть дрожащие руки.

– А-а-а! – закричал Эдик и, оттолкнув Черкасова, бросился к двери.

О, ужас! Дверь оказалась закрытой, а спасительного ключа в замочной скважине не было.

Черкасов схватил его сзади, пытаясь развернуть и повалить на кровать. Эдик упирался руками в спинку кровати и орал как недорезанный.

В тот момент, когда певец оторвал его руки от спинки кровати и толкнул вперед, навалившись сверху, в дверь постучали.

– Откройте! Милиция!

Черкасов мгновенно отскочил от жертвы и стал быстро одеваться. Когда он уже почти застегнул рубашку, снаружи вставили ключ в замочную скважину и дверь распахнулась.

На пороге стояли старший лейтенант Оганесян, дежурная по этажу Света Огурцова и тетя Таня с вытаращенными глазами.

– Я вас предупреждал, товарищ Черкасов? – сурово спросил Оганесян.

– Да я что, да все нормально! – засуетился тот и, схватив пиджак, пулей вылетел в коридор.

– Эдичка, сынок, с тобой все хорошо? – тетя Таня гладила по голове Эдика, а он тяжело дышал, уставившись в одну точку.

– Неймется пидору! – старший лейтенант взял стакан, который стоял рядом с юношей, пребывающем в глубоком шоке, и влил его содержимое в Эдика.

Дабы угощение не пропало, все уселись за стол, заказали еще три бутылки вина, и уже через пару часов Оганесян рассказывал ожившему Эдику про любовь мужчины к мужчине, ссылаясь на статью в Уголовном Кодексе, а перенервничавшая тетя Таня крепко спала, положив голову на колени дежурной по этажу Свете Огурцовой.

Молодость не помнит плохого, быстро залечивает раны и забывает обиды.

Следующим вечером, когда жаркое солнце покинуло небосклон, а легкий морской бриз усилил сладкий запах магнолий, на открытой эстраде шел концерт народного артиста РСФСР Константина Черкасова.

В пятом ряду сидели Эдик и тетя Таня. Сочный баритон проникал прямо им в душу, звал, тревожил, уносил, заставляя их забыть все, вспомнить всё и, пролив слезы радостного очищения, поверить в светлое будущее!