Мир в подарок - Оксана Демченко

– Только посмей еще слово сказать о моих родителях, мерзавец! Стража!!! Да есть в этом городе порядок, в конце концов, по рынку средь бела дня не пройти, бестолочи вонючие убить грозят, мало того, чести лишить прилюдно!

Что я несу? Ладно, главное, громко и вдохновенно, за все обиды минувшего дня. Вот и стража прониклась. Стоят, слушают с интересом, сочувствуют кому-то из нас. Только вот хватать пока моего трофейного быка не торопятся. Я убрала кинжал в ножны на поясе и перевела дух. Сломался все-таки дрын, а гороподобный обладатель железных костей постыдно прикидывался бессознательным. Его, наконец, подняли и встряхнули. Ага, открыл глаза. Продолжим требовать возмездия, пока он не пришел в себя. Кто первый высказался, тот и прав. Я прислонилась к стене и, не сдерживая вполне настоящей дрожи в руках, всхлипнула тихонько, жалобно. Пусть сочувствуют.

– Он из-за угла набежал, кричал страшно, что убьет меня. Ла-адно, я травница, с детства по лесам да дорогам, ко всякому привычная. А другую бы до смерти зашиб. Душег-у-уб!

Бугай, кажется, меня только теперь и заметил, выпучив глаза от изумления. Потом лихорадочно покрутил головой и уперся взглядом во что-то чуть в стороне, ткнул туда обличающе пальцем и принялся торопливо лепетать неожиданно высоким, сорванным от шока голосом.

Он честно купил на постоялом дворе комнату и девку, а та укусила, потом пнула его и бросилась бежать. Ее, рабыню бесстыжую, на всю ночь запроданную, он и собирался жизни лишать. А девка совсем строптивая, у нее и на рубахе красный да белый клоки на спине, чтоб не сбежала. Потому воспитать ее должен, забить до покорности надлежащей. Право имеет, а штраф хозяину по утру заплатит. Дрянь проучить надо непременно, повторял он в сотый, наверное, раз, обращаясь к страже и забыв думать обо мне. В доказательство предъявил охране руку с синеющими уже следами зубов. Здорово она его, до крови.

Я обернулась и наконец смогла рассмотреть виновницу переполоха, принятую мной то ли за воришку беспризорного, то ли за рыночного шутника. Проклятый город. Искала настоящих несчастных рабов? Вот и получай. Захотелось тихонечко выть, как в день, когда я впервые услышала историю Карна.

Девчонка запнулась о палку, такой же кол, что я изломала, тормозя бугая. Падая, она о камни разбила лицо и лишилась половины переднего зуба. Щека заплывала синью, почти незаметной на перепачканном кровью и грязью лице. Но и в таком виде я прекрасно разглядела, что ей от силы лет десять-одиннадцать. Худая – одни кости. Серая ветхая рубаха, единственная ее одежда помимо кожаного ошейника с бляхой хозяина, разорвана впереди сверху донизу, висит клочьями, почти не прикрывая щуплое грязное тело.

Смотрела рабыня на нас прямо, в упор, так и не поднявшись с мостовой, потому что это уже не имело значения. Глаза – огромные, темные, с неправдоподобно длинными ресницами, совсем как у Иртэ, оказались совершенно спокойными, наполненными густой вязкой безнадежностью и осознанием скорой и мучительной смерти. Сделать больше ничего нельзя, она это знала. И ждала приговора.

– Ну и сладкая жизнь у тебя, мужик, – зло оскалилась я, – купил мелкую девку, не совладал и не уговорил, так забить можно. Что ты руки к ней тянешь, со мной не рассчитавшись! Мои проблемы побоку, или как? Да здесь одних попорченных трав на пять золотых! А про обгаженных твоим языком несдержанным моих родителей и угрозы вообще разговор отдельный.

– Много хочешь, сопля безродная, – огрызнулся он в ответ, но поддержки не встретил. Орал дурак, налетев на меня, громче громкого, слышали все. А в цене трав ничего не понимал, да и не врала я. Пришлось, поскрипев извилинами, сменить тон: – Чего хочешь-то? Денег при себе нет, потом могу…

– «Потом» – это не твой случай. Денег с тебя мне не получить, тут и думать нечего. Но вот ночь я тебе, родной, попорчу славно. Ведь… куда она тебя пнула? Ох, бедняжечка, так и есть! Тебя с такой жуткой воительницей в одной комнате все равно оставлять нельзя. – Я деловито указала пальчиком на рабыню: – Мне эта раба без надобности, но и тебе она не достанется. Иди, в одиночестве укус зализывай.

Кто-то из стражи захихикал одобрительно. Месть моя им показалась забавной, а отсутствие дополнительных претензий давало возможность замять происшествие без шума. Бугая отпустили. Ворча невнятно, он потоптался на месте, плюнул в утраченную собственность, промазал, от огорчения озлился вконец и понесся прочь, взяв резвый старт. Низкий рев мы услышали уже с другого конца рынка, из безопасного, далекого от стражи места. Пусть покричит. Убедившись, что порядок восстановлен и претензий никто больше не высказывает, охрана продолжила обход, прежде посоветовав мне поскорее найти спокойное место для ночлега.

Маленькая рабыня уже встала на ноги и покорно замерла, ожидая распоряжений новой госпожи. Ее заметно колотило, то ли от пережитого шока, то ли от обыкновенного голода. Бежать-то ей в городе некуда, запоздало поняла я. От отчаяния бросилась прочь, дороги не разбирая. Смерти искала? Вполне нормальный выход из безвыходного положения.

– Откуда ты взялась? – я обернулась к своей неожиданной «добыче», сунула ей платок, торопливо смоченный водой из фляги.

– Мой хозяин владеет корчмой «Радости ночи», тут совсем рядом.

– Да уж, радости… – я устало примерилась поднять котомку. – Там свободные комнаты есть? С ужином, а еще лучше – чтоб и помыться по-человечески.

– Да, госпожа. Вы получили меня до утра вместе с комнатой. Можете обменять ее на более дорогую, тогда будут ванна и ужин. Две медных деньги за все доплатить…

Я кивнула, мысленно советуя неведомому Крёйну приезжать сюда почаще и рубить головы, хоть бы и лично. И некоторым – обязательно тупым топором! Тут еще работать и работать, если остались такие вот девочки, отданные в полную власть мерзавцам. Даже с правом убивать.

Илла шагала впереди, заметно прихрамывая на левую ногу. Значит, прилично колено разбила. Терпеливая она от обреченности, ко всему привычная. Кровь с лица толком не вытирает, разговаривать старается внятно, хотя губа должна болеть нещадно. Даже не морщится.

Веселая корчма встретила нас свистом кнута. Я почему-то не удивилась. Празднуют они тут, похоже, однообразно, но регулярно. Пора выбираться из города, пока я еще могу дышать. Илла разом сгорбилась и прижала к лицу платок. Она знала, кого бьют и за что, без труда догадалась я. Увы, распростертый на земле наказуемый уже почти не опознавался моим крепко сдерживаемым, но все же вполне надежным на таком расстоянии чутьем, он явно у грани потери сознания. Зато стоящий над ним… Лучше бы и не чуять, и не видеть. Душа его давно разложилась и сгнила, а тело полнилось молодой злой силой. Хозяин. Неспешно, не без удовольствия потянулся, смотал влажный от крови кнут, пропуская через горсть, кивнул второму сытому ублюдку, с жадным любопытством наблюдающему за избиением.

– Вот ведь какое дело трудное, корчму-то держать, уважаемый Икмарил. Вы у нас частый гость, да и в рабах понимаете, вы сами жизнь мою горькую день за днем видите. Ни просвета, ни отдыха.