Элнет - Сергей Григорьевич Чавайн

1

«Чип-чи! Чип-чи! — слышится с верхушки ели голосок синички. — Я пела-распевала в самые лютые морозы. И даже елка на своих корнях приплясывала. А теперь налетели какие-то чужаки, меня стало совсем не слыхать… Чип-чи! Чип-чи!»

Весна!.. В лесу распевают птицы. Среди них выделяется звучным голосом дрозд. Иные коленца у него получаются прямо-таки как у соловья. Но сам соловей еще не прилетел в элнетский черемушник. Где-то он совьет свое гнездо?

Элнет вошел в берега, но на лугах еще стоит вода. Земля подсохла лишь на пригорках. Соловей не любит высоких мест. Зато элнетских бурлаков солнечные пригорки радуют.

На подсохших склонах бурлаки по вечерам разводят костры, сушат одежду и портянки, варят еду — у кого что найдется.

А днем приказчики купца Пиперина рыщут, как собаки, следят, вынюхивают — не присел ли кто, не задремал ли. Чуть что — плохо дело: донесут хозяину или старшему приказчику и, глядишь, понизят оплошавшему бурлаку дневной заработок, а то и вовсе ничего не начислят.

Сплавлять лес по Элнету труднее, чем по другим рекам марийского края, уж очень быстрое здесь течение. Как дикий зверь, Элнет грызет берега. С корнем вырывает и валит в воду вековые сосны. Быстрое течение бьется в один берег, а на другой — намывает песок, украшает его песчаными узорами. Иногда Элнету словно бы надоедает катить свои воды по старому руслу, и он пробивает себе новую дорогу напрямик. Оставшиеся старицы довольно велики и глубоки, в них водится много рыбы. Там, где река делает изгиб, бурлят бешеные водовороты. Они грозят бурлакам бедой. Хотя на таких местах делают заслоны из связанных канатами бревен, чтобы при молевом сплаве не затянуло кряжи в водоворот, здесь надо все время быть начеку, не мешкая расталкивать подплывающий лес, чтобы не получился затор.

Целый день стоит Сакар с багром на таком повороте.

А лес идет от берега до берега. Одно за другим отталкивает Сакар бревна и думает:

«Куда нужно столько леса? Кто только валил его? Видать, много у Пинериных денег. А, говорят, они сами еще недавно работали на сплаве вроде меня. Один старик бурлак рассказывал, что отец Пинериных был самым немудрящим кузнецом. Сыновья его служили приказчиками у купца Мизина. И вот однажды они подкараулили доверенного хозяйского приказчика, когда тот- вез деньги, да и спустили его вниз головой в омут. А чемодан с деньгами припрятали под колодой… С тех пор и разбогатели…»

От Пинериных мысли Сакара повернули к Осыпу Чужгану. Ходили слухи, что Чужган тоже разбогател на чужой беде.

Когда-то один мариец дал ему свои деньги на сбережение, потому что ему все время казалось, что за ним следят воры и собираются его ограбить. Он принес деньги Чужгану.

— Осып, — прошептал он, пугливо озираясь по сторонам, — спрячь эти деньги и никому не говори про них.

— Ладно, — ответил Чужган, — не то что кому-нибудь, даже тебе не скажу про них.

И, правда, Чужган никому не проговорился. Через некоторое время пришел к нему этот мариец:

— Осып, теперь давай мои деньги обратно.

— Какие деньги? — удивился Чужган.

— Да те самые, которые я тебе дал.

— Что ты врешь? Кто видел, что ты мне их давал?

Мариец и упрашивал его, и проклинал, но ничего не помогло. Чужган так и не вернул денег.

Правда это, нет ли — всем сплетням верить нельзя…

А вот сущая правда — это уже было на памяти Сакара. Лопнурские и кудашнурские земли в одном наделе. Только Лопнур богатая деревня, а Кудашнур — бедная. Лопнур расположен на открытом месте далеко от леса, поэтому с тамошних полей собирают хороший урожай. А Кудашнур приютился у самой опушки Когда-то он и вовсе стоял среди леса. И сейчас еще по кудашнурским полям и оврагам попадаются рощи, растет кустарник, то тут, то там среди поля виднеются одиночные деревья: липы, вязы, ели, дубы. Сейчас-то дубов почти нет, их свел Чужган, когда кудашнурцы затеяли тяжбу со своими соседями из деревни Пысмен из-за небольшого участка земли. Привезли межевщика, наняли адвоката. На это нужны были деньги. Это и помогло Чужгану умножить свое богатство. Он купил сразу сто двадцать дубов, растущих на кудашнурских полях, заплатив за каждый дуб всего по тридцать копеек. Из этих дубов он наделал клепки и целую зиму возил ее в Казань.

Весной Чужган открыл лавку, на другой год построил скипидарный завод. Начал он у бедняков землю скупать и засевать. Некоторые бедняки, которым не под силу было заплатить подать, сами отказывались от половины надела, другие, чтобы заплатить подать, занимали денег у Чужгана, отдавая под заклад удобренную или уже засеянную полосу. А уж если бедняк зимой не обзавелся деньгами, где он их возьмет летом? Так и получается: не на что ему выкупать заложенную полосу. Чужган сам вспашет удобренную полосу, засеет и рожь сожнет. С ним никто не спорит. Да и как будешь спорить, если скоро снова придется к нему же идти просить денег.

Сакару ведь тоже он одолжил денег на жеребенка. Правда, от Сакара Чужган не потребовал никакого заклада. Но Сакар, хоть не заложил полосу, зато дал слово и, сдерживая его, все, что добыл за осень и за зиму, носил только Чужгану. А добыча прошлой осенью и зимой была немалая: куница, пара лисиц, сто двадцать белок, семьдесят рябчиков, три тетерева, один глухарь. Дешевые заячьи шкурки Чужган не берет, их покупает только татарин Кисмат. Всю зиму Сакар был с зайчатиной. А беличьего мяса мать насушила почти полный мешок. Оно вкусное, сушеное беличье мясо, кроме того, даже летом не портится, если его хранить в сухом месте. А вот куницу и лису есть не захочешь: невкусно и пахнет противно. Но их мясо Сакар тоже не выкидывал собакам, а вялил на солнце, ведь не зря говорят, что, если сушеное мясо куницы или лисы, растерев в порошок, вдуть в ноздри больной лошади, она поправится. За этим лекарством к Сакару приходят люди даже из других деревень. Сакар всем дает, не жалеет.

Но вот Чужгана Сакар никак не поймет. Перед тем как наняться бурлачить, Сакар пошел к нему в Лопнур, чтобы произвести расчет. Чужган не то что другие торговцы: никогда не делает расчет сразу. Что принесешь ему, все берет и записывает.

«Потом подсчитаем, — говорит. — За тобой не пропадет, и за мной не пропадет…»

Хлеба надо