Мистическая Москва. Тайна дома на набережной - Ксения Рождественская

– Нет. Да и как она могла его оставить, если им самим не были известны ни улица, ни номер дома? Только название деревни – Красная Речка.

– А есть ли такая деревня-то?

– Олег, я тебя не понимаю. Ты что, сомневаешься в Васиных словах?

– Нет, Надя. В Васе и его словах я ни капли не сомневаюсь. А вот в том, что Петровы действительно отправились на новое место жительства, – очень!

– Что ты такое говоришь? – Мама понизила тон, так что следующие слова я едва различал. – Уж не думаешь ли ты, что их… – Она не договорила и замолчала.

– А вот послушай, что я тебе скажу, – почти шепотом продолжил отец. – Когда начали шуметь, я поднялся наверх, чтобы предложить свою помощь. Правда, мы еще с вечера договорились с Василием, что я зайду только попрощаться, а мебель они перетаскают сами. Но я все равно поднялся. Так вот, ни Васи, ни Регины в квартире не было, зато там суетились несколько крепких неулыбчивых парней. Они и выносили мебель, причем совсем с ней не церемонясь. И ободрали весь паркет, вытаскивая громадный шкаф, который стоял в гостиной. Я спросил, где Василий, а один из парней ответил, что хозяева уже уехали, а им велели собрать вещи и доставить по месту назначения.

– И что же тебя во всем этом тревожит?

– Откуда взялись эти парни? – срывающимся голосом спросил папа.

– Так грузчики, наверное.

Но папа не согласился:

– На грузчиков они были похожи так же, как я на дирижера. Да и взгляд у них был непростой – цепкий, жесткий. Не-е-ет, это точно не грузчики были. И потом, Вася никуда не собирался ехать, пока собственноручно не упакует вещи. Ты же знаешь, как Петровы дорожили своей мебелью.

– Тогда кто же такие мужчины в их квартире? – испуганно спросила мама.

– Думаю, те самые люди, которые велели Васе и Регине выметаться из города.

– Ты имеешь в виду… контору?

– Да, ее. Только говори тише. Здесь и у стен есть уши.

Я, помнится, в тот момент испуганно огляделся, ища эти самые уши. Но, естественно, ничего не увидел и успокоился.

– Олег, я думаю, тебе лучше обо всем этом забыть, – неожиданно твердым голосом заявила мама. – Ничего не было. Ты ничего не видел и ни о чем не знаешь. Понятно?

– Можешь ничего мне не говорить, – мрачно сказал папа. – Я и сам все знаю.

– Олежка, а за что их, а? – через некоторое время спросила мама.

Я-то уж было решил, что разговор окончен, и хотел идти в свою комнату, но тут же притормозил, ожидая продолжения.

– А для нашей власти, Надя, причина не нужна. В том-то и беда!

– Как же так? Ты тоже работаешь на эту власть. Неужели и нас могут так же… – Мама снова замолчала, и я услышал, как звякнула чашка о тарелку.

– Не говори глупости! – рассердился папа. – С нами все будет хорошо. Я никогда не говорю лишнего и всегда поддакиваю начальству.

– Как противно!

– Да, Надя, противно. Но жить-то хочется!

Больше в тот день я ничего не услышал.

Следующий разговор родителей произошел через три дня. Это была суббота. Папа весь день сидел дома, а мама куда-то уходила, вернулась только к девяти вечера. Отец едва дождался ее возвращения. Он хотел ей прямо в прихожей что-то сказать, но покосился на меня и промолчал. А в половине десятого, когда я лег спать, родители снова уединились на кухне. Только я и глаз не сомкнул, а по старой привычке осторожно подошел к двери и замер, обратившись в слух.

– Надя, пока тебя не было, я тут задремал… – начал папа, как обычно, очень тихо.

– Только не говори, что тебе снились кошмары, – почти весело откликнулась мама.

– Если честно, даже и не знаю, как это назвать.

– Назвать что?

– То, что случилось.

– Ну-ка, ну-ка, Олег Батькович, рассказывайте, что вас так беспокоит, – попыталась пошутить мама.

Но отец оставался серьезным.

– В общем, задремал я. Славка во дворе был, гулял. И вдруг я слышу сквозь сон – у Петровых музыка играет.

– Как? – удивилась мама. – Неужели в их квартиру уже кто-то въехал? Не может быть, мы бы заметили.

– Да ты дослушай! – крякнул от досады папа. – Лежу я и не понимаю, на самом ли деле слышу музыку или она раздается в моем мозгу. Кое-как прогнал я от себя дрему и прислушался – точно, музыка. И раздается именно от Петровых. Ну, ты же знаешь, они всегда заводили граммофон прямо над нашей комнатой… И так мне стало страшно, что не передать.

– И что ты сделал? – заинтересовалась мама.

– Я поднялся с кровати и пошел наверх. Чем выше я поднимался, тем тяжелее становилось у меня на душе.

– Почему?

– Мне отчего-то казалось, там развлекаются те самые парни, которые выносили мебель. Я решил, что они оставили граммофон в квартире и теперь насмехаются над привычками и вкусами бывших жильцов. В общем, пока поднимался, я постоянно слышал музыку. А когда остановился перед дверью и нажал на звонок, она, казалось, стала чуть громче. Я даже придумал, что скажу, если дверь мне откроют те самые парни: извинюсь и сообщу, что старые жильцы взяли у меня пластинку, а отдать забыли. Я стоял и ждал, а дверь мне никто не открывал. Сколько времени провел перед дверью, не знаю, помню только, что снова и снова жал на кнопку звонка. А потом зачем-то толкнул створку, и она открылась.

– Что значит – открылась? – насторожилась мама. – Разве дверь не была заперта?

– Представь себе, нет.

– Надеюсь, ты не стал входить в квартиру?

– Напротив! Я вошел и стал искать тот самый граммофон, который не переставал играть ни на минуту. И… Можешь мне верить, можешь нет, но в квартире было пусто! – на одном дыхании выпалил папа.

– Хочешь сказать, там никого не было?

– Никого и ничего. Мебель вывезли всю. Не оставили даже старой табуретки. Правда, мусор не убрали. По углам клубилась пыль, а на полу валялись клочки бумаги. Вот и все, что я увидел в квартире Миши и Регины.

– Кто же слушал музыку в пустой квартире? – удивилась мама.

– Надя, очнись! Только что ведь сказал: там ничего не было. Ни-че-го! В том числе и граммофона.

– Что значит – не было? – В мамином голосе послышался страх. – А откуда же взялась музыка?

– Вот и я себя спрашиваю – откуда взялась музыка? Между тем я ее ясно слышал.

– А какое произведение звучало?

– «Белеет парус одинокий».

– Любимый Регинин романс, – сдавленно произнесла мама и охнула.

– Вот именно… – тихо сказал папа.

Родители замолчали.

С тех пор я тоже стал слышать этот романс. Иногда музыка доносилась до меня вполне явственно, иногда еле слышно. Но я мог бы поклясться, что звуки – не игра моего воображения.