Убийство в Ворсхотене - Владимир Корнилов

— Ну, ты же и так к пенсии готовишься, — улыбнулся Лазарев. Но ответную улыбку депутата это замечание уже не вызвало.

— Ты знаешь, я твой друг, — взгляд политика, правда, был в этот момент вовсе не дружелюбным. — Я всегда помогал тебе, как и где мог. Но в данном случае я бессилен. Я вообще не имею права с тобой это обсуждать, поскольку это будет противоречить национальным интересом моей страны. Ты понимаешь, что я помогаю тебе (о-кей, а ты мне) до тех пор, пока это не переходит грань, за которой — шпионаж, измена, ущерб интересам безопасности Нидерландов.

— Я сейчас не говорю о том, чтобы ты действовал в ущерб безопасности Нидерландов, — Владимир чуть сбавил тон, после того как Питер предупредительно поднял руку, показывая на глухую стену Минобороны. — Я не говорю об ущербе безопасности твоей страны. Та авантюра, которая предлагается, повредит прежде всего безопасности Нидерландов. Да, я патриот России. Да, ты патриот Нидерландов. Но ты же понимаешь, что если мы предотвратим этот жуткий конфликт, это будет в интересах и России, и Нидерландов, и даже возможно — всей Европы.

— Ну, и как ты хочешь, чтобы я это предотвратил? — тон евродепутата стал менее жестким. — Вый ти к прессе и заявить: «Я хочу остановить третью мировую, которую готовы развязать мои соотечественники? Что вы меня спрашиваете? Откуда я взял эти данные? Ну как же! Мой старый друг из КГБ меня полностью проинструктировал»… Послушай, Владимир, да, ты прав, если наши власти приняли такое решение, то оно авантюрное, рискованное и может нам больше навредить, чем решит какие-то задачи. Но это наши власти, я вхожу в партию правящей коалиции, я не могу совершать публичные «утечки» — меня тут же обвинят в измене Родине и будут правы, как бы ни был прав я!

Питер нервно заходил между столиками, периодически натыкаясь на горшок с фикусом.

— Друг мой, я не прошу тебя подставляться, я не прошу тебя лично бросаться на амбразуру. Я прошу тебя об одном. Ты ведь многие годы работаешь в комитетах по безопасности и обороне, сначала в твоем парламенте, теперь — в европейском. У тебя солидный опыт и солидные связи. Посоветуй, как поступить, что сделать, на кого надавить, чтобы остановить все это безумие.

— Я бы, конечно, мог поговорить кое с кем, навести какие-то справки, — уклончиво закачал головой Пюттен. — Но опять-таки, я уезжаю в Малагу, топтать свою ассистентку… Ну, в смысле — работать над законопроектом, сам понимаешь.

— Питер, все, чего я добиваюсь — это защитить вас от вас же, уберечь вас на краю, за которым бездна. Вы можете втянуться в такой конфликт, в котором жертв будет больше, чем в одном самолете. И это может перерасти в…

— Я же сказал, я понял возможные последствия, — резко осадил Лазарева его друг. — Дай мне подумать. Но особо на меня не рассчитывай. Боюсь, в данном случае я вряд ли смогу помочь.

Расплатившись с барменом, Владимир (евродепутаты, понятное дело, никогда за себя не платили) с досадой посмотрел на часы. Встреча явно оказалась бесполезной, а времени остается мало. Он пешком направился в сторону Центральной станции, но прошел ее стороной, через 10 минут оказавшись в районе Безайденхаут, прилегающем непосредственно к Гаагскому лесу. Уже заметно потеплело, температура перевалила за 20 градусов. Олени на лесном островке повыползали на солнышко, с наслаждением щипая травку и лениво поглядывая на жирных белых гусей, вальяжно расхаживающих между прохожими и совершенно не обращающих внимания ни на кого вокруг.

Владимир свернул направо в тихие улочки с богатыми домами и подошел к знакомой парикмахерской. У Герта сидел клиент, но, судя по прилизанному виду того, стрижка приближалась к концу. Пожилой парикмахер, завидев Лазарева, приветливо помахал тому и рукой показал, что ему осталось пять минут. Владимир кивнул, тем более что пришел он сюда больше для иной цели. Он подошел к углу здания, где располагалось несколько приватных стареньких гаражей, слегка утопленных под землю. Заглянув в зазор между крышей гаража и асфальтом, Лазарев убедился, что «Опель» Герта на месте, а значит, план эвакуации остается в силе.

Рядом с гаражом располагался какой-то стенд, которого Лазарев раньше не видел. Оказалось, что местные власти установили эти стенды, заранее готовясь к зловещему юбилею — 70-летию бомбардировки Безайденхаута. В марте 45-го союзная авиация буквально стерла этот район с лица земли, «дружески» сбросив на него десятки тонн бомб и убив сотни мирных жителей. А ракетные установки «Фау», находившиеся неподалеку, в том самом Гаагском лесу, остались неповрежденными, продолжая обстреливать отсюда Лондон. Такой вот результат «ошибки в расчетах». «Тебе нельзя ошибиться», — подумал Лазарев и направился к Герту, который уже стоял на входе в свою парикмахерскую и приветливо махал рукой.

— Привет, Герт. Постриги-ка меня сегодня как можно короче. Хочу соответствовать лету, — сказал еще на входе Владимир. У него был особый резон стричься сегодня короче.

В старенькой парикмахерской Герта было все как обычно — какие-то антикварные парикмахерские приборы, древние лампы, помазки, портрет его жены с черной лентой и свеча перед ней. А ведь жена умерла уже лет пять назад, но Владимир знал: Герт всегда, приходя на работу, первым делом зажигает эту свечу.

Герт де Йонг уже был стареньким, все более теряющим зрение парикмахером. Соответственно, стриг он все хуже и хуже. После того как он совсем уж косо постриг затылок Лазареву, у того было желание поменять парикмахера. Но он испытывал искреннюю симпатию к Герту, считал, что, отказавшись от услуг того, он каким-то образом предает старого друга, что ли.

Тем более что де Йонг тоже был давним агентом российской (а точнее — еще советской) разведки. Но агентом давно и крепко «спящим». Он был из поколения убежденных коммунистов, решил служить Союзу не за деньги, а потому что действительно верил в светлое будущее. Но верил он слишком активно, участвовал во множестве студенческих митингов, в беспорядках, несколько раз задерживался, а затем даже отсидел пару лет за свои убеждения. С развалом СССР Герт, как и многие европейские коммунисты, совершенно разочаровался в политике и, наверное, уже и не верил, что по-прежнему считается в Москве «спящим агентом». «Вот сегодня ты в этом убедишься, — подумал Лазарев, поморщившись от того, что парикмахер неудачно дернул ножницами волосы. — Нет, друг, прости, симпатии симпатиями, но в следующий раз я постригусь в модном салоне, а не у тебя»…

Лазарев решил не возвращаться домой за машиной, понимая, что ему могут сесть на хвост «орлы» посерьезнее утреннего юнца-«туриста». Тем более что Центральный вокзал Гааги был в двух шагах от парикмахерской, а до Роттердама на поезде — меньше получаса езды…

Прибыв в Роттердам, Владимир был приятно удивлен — он еще не видел воочию новой станции, открытой буквально пару-другую месяцев назад. От старого вокзала сохранились, пожалуй, только часы. Можно было, конечно, взять такси или проехать несколько остановок на трамвае, но разведчик прикинул, что до «Атланты» пешком было минут десять, не больше. А времени до встречи с Малышом еще было предостаточно.

Лазарев неспешно прошелся по пешеходной Ляйнбаан с его невысокими стеклянными магазинчиками. По пути попались продавцы предоплаченных мобильных «симок». Подумав, что это хорошая идея, Владимир купил с десяток карточек, чем безумно обрадовал бойких арабских торговцев. Зайдя тут же в магазин сотовой связи, он приобрел и несколько новых телефонов, включая пару смартфонов. Мало ли…