Демоны брельского двора - Инна Мар

до свадьбы у жениха с дружками в каком-то кабаке вышла драка – поговаривали, с кем-то из дружков принца, – в общем, там его и прикончили. Пришлось хозяйке возвращаться к тетке. Та хотела было ее обратно в монастырь отправить, но передумала – скорее всего пожалела денег на содержание, старая скряга. Через год объявился у нее еще один жених, однако до свадьбы тоже не дожил – утонул, хоть плавать умел прекрасно, но затянуло его в какой-то водоворот на реке. Когда Ирена появилась в доме, хозяйка была помолвлена в третий раз – с хозяином мануфактуры, который, в отличие от своих предшественников (как глумливо фыркала грымза) был не благородного сословия, не молод и не красив, слыл среди мастеровых настоящим кровопийцей, а уж вел себя так гнусно, что даже привычную к подобным типам Ирену от него с души воротило, а уж хозяйку наверняка и подавно. Та, однако, виду не подавала, и казалась всем довольной. Незадолго до свадьбы мануфактурщик сильно простудился, слег, и по всем признакам готовился отправиться прямиком на тот свет, как повелось среди хозяйкиных женихов, однако догадался (а может надоумил его кто) отменить женитьбу. После чего упырь живо пошел на поправку, и с тех пор, говорят, каждое воскресенье ходит в храм и жертвует громадные деньжищи богадельням и сиротским приютам. Хозяйка, явно рассчитывавшая его уморить, как и прочих, немного опечалилась такому удару судьбы, но сильно горевать не стала. Видать, рассудила, что хватит еще дураков на ее долю.

В том, что женихи помирали от злых чар, Ирена не сомневалась, хотя дура-повариха, которая, как и прочие слуги, души не чаяла в севардке, утверждала, что несчастья ее – кара небесная за грехи родительские, за то, что оба они отреклись от Создателя – жрец, когда нарушил свои обеты, а мать – когда надумала родиться в проклятом народе. Ладно бы она (мамаша эта) была она обычной бродячей севардкой, что на рынках честных людей облапошивают, или хотя бы из оседлых кровопийц-ростовщиков, так нет, она принадлежала к самой богомерзкой части этого богопротивного племени, к маранам – чернокнижникам и колдунам, которые заключили союз сама-понимаешь-с-кем (тут повариха всегда осеняла себя священным знаком), и были прокляты за это навечно.

Грымза-тетка каждый день костерила эту маранку на чем свет стоит. Мол проклятущая ведьма погубила ее брата, сначала в фигуральном смысле, то есть лишив его сана, а потом и в прямом. Старуха предавалась поношению покойной невестки с неукротимым пылом. Обыкновенно ее излияния имели место, когда хозяйка не могла их слышать, что со стороны грымзы было весьма предусмотрительно. Однако случались и промашки. Однажды Ирена стала свидетельницей, как она забылась и обругала хозяйкину матушку во время ужина, глядя той прямо в глаза (хозяйке, не матушке). Что потом началось, священная задница! Мегеру прошиб пот, она побелела, затряслась, схватилась за сердце, стала хватать ртом воздух и захрипела, мол, спасите, помогите, демоны пришли за ней. Хозяйка же преспокойно позвонила в колокольчик, приказала слугам позвать доктора и как ни в чем не бывало отправилась к себе в комнату.

Ирену так разбирало любопытство, что она решила проверить на себе, как действуют колдовские чары. Набравшись смелости, она высказалась нелицеприятно о севардах вообще, и о самой хозяйке и ее матушке в частности, нагрубила, в общем, после чего с замиранием сердца стала ждать результатов. Однако ее постигло большое разочарование, поскольку никаких чар на пытливую исследовательницу хозяйка насылать не стала, а без всяких затей приказала ее выпороть. Ирена еще долго не могла прийти в себя от подобного коварства и строила планы мести, однако проклятая ведьма разгадала ее намерения и, уставившись на нее своими глазищами, предупредила, что если Ирена не перестанет против нее злоумышлять, то покроется бородавками с головы до ног. После чего дала какой-то пузырек и приказала подливать по несколько капель каждый день в тетушкин тыквенный суп. В ответ на немой вопрос горничной змеюка подмигнула и заговорщически прошептала: «Отвар из лап летучих мышей. Не вздумай пить сама, а то перепонки между пальцами отрастут». Ирена две недели с большой надеждой и интересом наблюдала за руками мегеры, готовясь стать свидетельницей превращения старухи в нетопыря, однако никакой заметной перемены в ее наружности не произошло (та как-то даже стала не такой сварливой). Впрочем, танна Киренния была похожа на нетопыря и безо всяких перепонок.

Вскоре она утихла, оставила покойную родственницу в покое, и взялась за племянницу с другого бока: решила спасти ее душу и перетянуть на сторону света с помощью жрецов из соседнего храма. Теперь каждый день к ним приходил служитель, проводил ритуалы изгнания темной силы и привлечения светлой, затем по два-три часа вел с ней душеспасительные беседы, молился и читал священные книги. От такой концентрации благости демоны, если они прятались в хозяйке, должны были воспламениться и улететь. Однако демона из демона изгнать никак нельзя, и хозяйка даже не задымилась. Да даже не зашипела, что уж там говорить. Она покорно читала книги и молитвы и ходила по линиям начертанной мелом на полу пентаграммы, не выказывая ни малейшего признака недовольства, даже наоборот.

Вскоре выяснилось, что храмовник пал жертвой ее чар. Выяснилось это чрезвычайно просто: он пришел к настоятелю и объявил, что хочет отказаться от сана и жениться на танне Эртега. Через несколько часов, правда, передумал и обвинил подопечную девицу в применении злых чара, лишивших его воли и разума. Мол, под сенью святой обители бесовские чары развеялись, и он вернулся в лоно храма, чему страшно рад. Особой радости, впрочем, в его голосе не слышалось. Эти сведения Ирена почерпнула из разговора настоятеля с танной Киреннией, по чистой случайности оказавшись у замочной скважины. Жреца заменили на монаха из монастыря, прилегающего к храму, однако с ним произошло ровно то же самое.

После второго провала тетка решила самолично контролировать процесс дедемонизации и сиднем сидела на всех богословских занятиях, даром, что засыпала через сорок минут. Разрешили присутствовать и Ирене, с нетерпением ждавшей каких-то откровений в области соблазнения (замочная скважина, увы, не давала достаточного обзора). Однако ничего похожего на приемы, повсеместно использовавшиеся в борделях и, как потом выяснилось, при дворе, она не увидела. Нет, храмовник что-то вещал, сыпал заумными фразами, типа вот этого «в фигуральном смысле», хозяйка слушала и иногда тоже говорила что-то проникновенное, но малопонятное. Ирена, когда не спала, с восхищением наблюдала, как холодные насупленные лица чопорных богослужителей постепенно разглаживались, голоса теплели и веселели, в дискуссиях начинала звучать страсть, а в