Бестиарий спального района - Юрий Райн

Федор уже уловил закономерность: в это самое время его собственная семейная жизнь должна была дать трещину. Точно, так оно и было. Именно в девяносто девятом. Анюта, месяцами его не видевшая, требовала развода. А он – не давал.

– Песен-то, случайно, не пишешь? – вдруг спросил Федор-первый.

Действительно – если он с сочинительством завязал, то у двойника должно быть ровно наоборот.

Так оно и оказалось. Сейчас, когда жизнь Федора-второго более-менее стабилизировалась, он вернулся к сочинительству. Купил себе компьютер с музыкальными примочками, экспериментирует с электроникой.

– Хорошие песни, – уверял двойник. – Правда. Не все удачные, но есть очень даже. Вот бы ты послушал, а?

– Нет, – покачал головой Федор. – Извини, не хочу…

Не без злорадства Федор отметил, что повело не только его. Опьянел и двойник. Он уже держал Федора за воротник и говорил, что именно он, он, он достоин жить в этом мире, при таких возможностях!

– Я ведь талантливее тебя, – говорил двойник. – Ты, когда говно свое про дождь сочинил, ты – продался.

– А ты, значит, нет, – засмеялся Федор.

– А я нет. Эх, поменяться бы нам!

– Ага, щас! – жестко хохотнул Федор.

Устал, устал… Домой пора, спать… Утро вечера мудренее… И этого – карикатуры на него – уже не будет…

– Странно, кстати, – сказал вдруг двойник, – что ты не спрашиваешь, откуда я знаю про обстоятельства написания «Дождя». У нас-то и в помине нет такой песни.

– Повезло вам, – буркнул Федор. – А откуда знаешь – да откуда угодно! В Интернет слазил, минутное дело. Там интервью моих немеряно…

Двойник улыбнулся.

…Потом они шли куда-то по улице. Накрапывал дождик. Последняя более-менее связная мысль Федора была о том, что скажут менты, если задержат двух алкашей. А у тех – опаньки! – паспорта на одну фамилию. Но с разными печатями.

– Пешком не пойдем! – заявил Федор. – На такси к твоей двери поедем. Я плачу…

– Обалдел совсем, – пробормотал двойник. – Тут ходу десять минут…

– Не колышет! – капризно сказал Федор.

Поехали…

– За красавцем своим явились? – спросил милиционер крупную женщину, зашедшую в отделение.

Тетка на самом деле до жути напоминала Дженезис Пи-Орриджа, только в слезах и соплях.

– Вот он…

Господи, подумал запертый в обезьяннике Федор, хоть бы скорее кончилась эта комедия!

– Он, – выдохнула женщина. – Федька.

– Ну, – повернулся мент к Федору, – будем дальше ваньку валять?

«Нет, – замотал головой Федор. – Не будем».

Надо было выбираться отсюда. И – домой. Хватит балагана…

Тетка торговалась с ментом из-за денег. А Федор, веря и не веря, прокручивал в памяти происшедшее. Действительно, подсобка. Действительно, коридор, весь в цементной пыли.

Потом двойник куда-то пропал. Видимо, перед тем, как расстаться, Федоры поменялись паспортами и одеждой. Впрочем, это помнилось смутно.

– Вы кодируйте его, женщина, – сказал измотанный мент. – Кирдык у него уже башке-то. Все утро мне объяснял, что он рок-звезда, песни про какой-то дождь тут горланил, босоту веселил…

В этот миг из дальнего угла обезьянника донеслось:

– Эй, певца не отпускайте! Кто нам петь будет?

– Тихо там! – рыкнул мент. – Места прописки не помнит, называет другой адрес. Хоть с фамилией не путается, и то ладно… Вы кодируйте его, очень советую.

– Закодирую, – пообещала женщина.

– Я вам телефончик дам один. У меня соседа так обработали – полтора года уже в рот не берет.

– Давайте, – решительно сказала женщина, злобно посмотрев на Федора. – У-у, леший!

…«Ну, ничего! – думал Федор, выходя из отделения. – Не долго тебе куражиться, двойничок херов! Подсобку-то я найду…»

Понукаемый огромной золотозубой женщиной, Федор плелся, рассеянно слушая, что искалечил он ей, отморозок, музыкантишка жалкий, всю жизнь, что убить его мало, что о семье не думает…

А он думал о том, что надо найти дверь. Кровь из носу. И – домой!

– Я закодируюсь, – буркнул Федор, – и пить брошу. Только заткнись, пожалуйста!

Они сидели на остановке автобуса.

– Правда? – придвинула тетка к нему свое, слоновьих пропорций, бедро. – Точно? Моя живулька не врет?

«Что?! – в панике подумал Федор. – Кто?!»

Рука женщины легла ему на джинсы, и Федор ощутил забытое уже возбуждение. Такое мощное и – неожиданно прекрасное.

«Ничего себе, – подумал Федор. – А двойничок-то что же? Вот так триумф у него получается!»

Подъехал автобус.

Федор не знал усталости. Семилетний Егор, по счастью, кантовался в летнем лагере. И счастью секса не было предела. В конце концов, даже Чохова Марина Сергеевна после полутора лет простоя вполне годилась. Впрочем, надо признать: в постели она вела себя достаточно умело. Главное – не глядеть на нее…

По закону, сущность которого двойник смутно Федору обрисовал, положительная эмоция в одном мире оборачивалась отрицательной в другом. И, по логике вещей, двойничок сейчас бесплодно вспоминал давние опыты рукоблудия. А не помогало.

Федор вдруг рассмеялся.

– Что? – спросила Марина, поводившая обширным тазом под жилистым торсом Федора.

– Да так… Вспомнил кое-что…

– Ой, Федя, что-то не узнаю я тебя… Мм…

После третьего, последнего, оргазма Марина Федору опротивела. Такое с ним случалось. В гостиницах, например. Поклоннице тогда выдавались деньги – на такси и мороженое – и пинок под задницу. Фигуральный, конечно, пинок.

А вот от золотозубой деваться было некуда. Нехорошо, подумал Федор…

…В чужой, неуютной, неприятной комнате стояли клавиши «Корг», играть на которых Федор не умел, и недорогой компьютер.

Федор включил его. Хоть в игрушку какую побаловаться. Или в Интернет залезть.

В самом центре монитора висела иконка Microsoft Word. Файл назывался «Письмо Федору».

– Ёпт, – выдохнул Федор.

А ведь говорил двойник о каком-то письме.

Начало выглядело кондово: «Здравствуй, Федор!»

«Вот и свершилось, – значилось в письме далее. – Мы поменялись местами! Можешь проклинать меня, но, скорее всего, если верить Мансуру, этого уже не поправишь. Дверь между нашими мирами закрылась. Может быть, в твоей жизни что-то не так гладко, как мне хотелось бы. Но в целом я буду доволен. Не сомневайся…»