Иногда нам снятся старые собаки - Сослан Плиев

– НАЗАААД!

– У вас что-то случилось? – причём команды не выполняю, надеюсь на программный сбой.

– Я СКАЗАЛ – К СТЕНЕ!!!

Всё ясно! Военком повредил крышу на службе и сейчас начнёт за пистолет хвататься. Но смотрю, врачиха и ветеран никак на децибелы не реагируют. Значит, тут так положено. И я окончательно понял, что в такую армию мне не хочется. И расслабился. Но на всякий случай к стене отошёл.

– Вы не орите. Что случилось?

– К СТЕНЕ!!!

Я решил психа не злить. К стене так к стене. Утыкаюсь в стенку, раскидываю руки и раздвигаю ноги гораздо шире плеч. Искренне был убеждён – будет шмон! Но бодрость духа не теряю, а тоже начинаю орать из этой унизительной позы:

– ЧТО У ВАС ТУТ ПРОИСХОДИТ?

И на всякий случай говорю несколько матерных слов, никак не связанных по смыслу, но имеющих мощный энергетический посыл.

Вот, видимо, как-то я на волну военкома попал. Пароль назвал! Он тут же успокаивается, хватает моё дело и почти спокойно говорит:

– Перестаньте паясничать! Повернитесь!

Поворачиваюсь. Рядом стоит стул. Сажусь. И, видимо, как-то снова военкома включил.

– ВСТАТЬ! К СТЕНЕ!

Но я уже открыл секрет ведения диалога с военным:

– ПРЕКРАТИТЕ НА МЕНЯ ОРАТЬ! НОРМАЛЬНО ГОВОРИТЕ!

Он опять возвращается в человеческий облик. Доктор Джекил и мистер Хайд.

Ветеран закрывает книжку. Докторша зевает. Военком, раздражённый и дерганный, листает моё личное дело:

– Вот… Призывник… пошёл… (в паузах отчётливо читается то самое нехорошее слово, которым называют падших женщин). Не ори на него… Ничего… Сейчас посмотрим…

Я уже понял, что мы с армией параллельные миры. И нам нельзя быть вместе. И как-то расслабился. Но тут военком резко поднял голову, хищно вытянул палец с красивым желтым ногтем и, тыкая мне куда-то в область паха, проорал:

– ЧТО ЭТО?!

Господи! Сейчас-то что не так?

– ЧТО ИМЕННО?

– ВОТ! НА ПОЯСЕ!

Я уже устал орать:

– Это пейджер.

– А-а-а… Пейджер… Ишь ты… Пейджер… Умные все стали? ЗАПИСЫВАЕШЬ НАС?

…Вот это «записываешь» сделало меня конченым пацифистом. А он, в очередной раз перелистнув страничку, вдруг начал радоваться:

– Ну, правильно! Пейджер! Так и должно быть! Тут так и написано – «Рекомендован в войска связи»!

Понравилась ему эта запись в моем деле, сделанная, когда я еще учился в школе. Военком захлопнул папочку. Улыбнулся по-отечески:

– Ну что, Плиев! Послужим Родине?

– Никак нет!

Ветеран снова открыл книжку. Врачиха бросила зевать.

– Это почему?

– Согласно статье двадцать четыре… Часть вторая… Лица… На иждивении… Не подлежат…

Военком потерял ко мне интерес:

– Умный? Ладно. Идите. Пока.

И я ушёл. В коридоре подростки азартно обсуждали, кто сильнее: стройбат или ВДВ…

Мужчины начинают заниматься спортом два раза в жизни: в детстве, когда «все ходят, и я пошёл» и «пойду на бокс-карате-борьбу, чтоб всем дать звездюлей», или в осмысленном возрасте, когда сердечко стучит морзянку уже при подъёме на второй этаж, легкие хрипят, как порванная волынка, штаны вдруг перестают застёгиваться, а твоему виду сзади завидует лучшая часть тела Ким Кардашян. И вот тогда бегом на спорт. Мы не рассматриваем красавчиков, которые следят за своей формой регулярно, мы про обычных мужчин разной степени лености.

Я, как и все нормальные мальчики Осетии, ходил на всё! Естественно, сначала на вольную борьбу. «Вольники» делили зал с боксёрами, и риторический вопрос: «Кто сильнее: борец или боксёр?» – витал в воздухе перманентно. Он витал и смешивался с прекрасным запахом ковра и пота. Тренер по борьбе дружил с тренером по боксу. И частенько они доказывали друг другу, чьё кунг-фу кунгфуестей, устраивая поединки между падаванами. То есть между нами. Огребали дети друг от друга по полной, с переменным успехом. На дистанции – мы от боксёров, в клинче – боксёры от нас. В зависимости от результата часть разочарованных боксёров переходила к борцам, а часть борцов с разбитыми носами натягивали перчатки.

Потом, после вольной, было дзюдо. Дзюдо мне понравилось значительно сильнее – татами, кимоно, кока, ипон, вазари… Хаджиме, опять же! Романтично. Но так как я был юн, но уже сильно толстожоп, соперника в спарринг мне подбирали с трудом. Никто не хотел рисковать. Хилые детские ручонки не могли провести качественный сеой-наге, он же бросок через спину, – я был тяжел. И небыстр. Но хорошо помнил борьбу вольную. С соответствующей техникой. И когда из-под меня вытаскивали очередного хрипящего ровесника, сэнсэй тихо под нос матерился по-японски, а все сверстники отказывались от попыток меня забороть. Я почивал на лаврах непобедимого.

Но однажды случилось чудо! На татами пришёл ребёнок толще, чем я. Если б тогда в Осетии было сумо, этот мальчик по умолчанию получил бы высший титул и стал бы ёкодзуной. При этом он был младше меня, а также добр, труслив и доверчив. И краснел. Дзюдо – это тактика и психологический прессинг! Перед первым же спаррингом я пообещал мальчику, что, если он меня заборет, я его поколочу после тренировки. Он поверил и сам себе провёл болевой и удушающий одновременно. После третьей тренировки мальчик перестал появляться в зале. Он же наверняка пришёл в дзюдо, чтобы научиться давать отпор ровесникам во дворе и школе. А тут какой-то малолетний толстяк его запугивал и не давал развиваться как спортсмену.

Вершиной моей карьеры в дзюдо стал чемпионат города. Когда объявили мой возраст и вес, оказалось, что второго такого двенадцатилетнего жирняка в городе не существует. Мне присудили техническую победу ввиду отсутствия противника, и я понял, что достиг в древней японской борьбе всего чего возможно.

Так и ушел из большого спорта. Непобежденным.

Когда исчез СССР, с ним пропали и кинотеатры.

Их просто закрыли. Видео стало королём. Но когда закончились все те фильмы на кассетах, остро стал вопрос: где, собственно, смотреть свежак россиянам? По стране начали открывать новые кинотеатры.

И вот во Владике открылся кинотеатр. Настоящий. Долби Сурраунд!

И там показывали КИНО.

Но одна проблема. Народ успел забыть, как надо вести себя в кинотеатре.

Поэтому первое время дерзкая молодежь искренне удивлялась, когда получала в лицо за курение в зале от охраны.

И вот смотрели мы как-то «Гладиатора». Зал – битком! Все смотрят и радуются. Но мне повезло вдвойне. Прямо за нами расположилась дивная компания из трёх человек: два джентльмена и леди. Им было без разницы, что там режиссер Скотт наснимал, потому что с третьей минуты один из джентльменов активно пытался… Ну как бы выразиться… Вступить в интимный контакт с леди! Да! Именно так. Надо признать, что его друг постоянно бурчал что-то вроде: «Угомонитесь уже!» – но я думаю, это была зависть. А леди глупо хихикала и повторяла мантру: «Ка-а-азик! Ну переста-а-ань! Ну чо ты!»