Слой Ноль - Евгений Прошкин
Шрифт:
Интервал:
– Матушка твоя в посольстве работала. – Петр достал сигарету и выбросил пустую пачку в окно. – Потом матушка забеременела от какого-то технического сотрудника, скорее всего – гэбиста, других там и не было. Пока могла, скрывала, а как пузо выросло – попросила политического убежища. Тогда всем давали. И родился ты, Витя, под флагом наиболее вероятного противника. Уже американцем родился.
– А что это за слой? Там… там нормально?
– Везде нормально, где нас нет! – сказал Ренат. – Хотел я как-то в вашу Америку съездить… Не пустили, гады, паяльник им в жопу! Пришел в посольство, честь по чести, а они…
– Хорошо там или плохо, тебе надо у Сапера справиться, – сказал Петр. – Это его вотчина, он в том слое колдует. И Шибанову местечко обещали, и банкиру вашему, Макарову, а как же! Сан Саныч к любому ключик подберет. Тебя-то на что купили? На безысходку? На беспросветность, да? Ёпрст, мир гибнет!! Кто спасет?! Сан Саныч спасет, душка Немаляев.
– Спасатель! – заржал Ренат.
– В одном слое он до того наспасался, что пришлось ему в Эквадор линять. Там его местное ЧК и почикало. А похоронили знаешь, где? Возле Гитлера, как отца и сына. Памятник ему поставили не такой шикарный, Адольфу-то на золотой обелиск все ваши неонаци скидывались. В смысле, американские. Но у Сан Саныча тоже ничего, эффектный. С вертолета километров за десять видать. Раз в год толпа собирается – не к нему, а к Гитлеру, но они же рядом. Как факелы ночью зажгут – красотища!..
На шоссе окончательно рассвело, и водитель выключил фары. Приборная панель тоже погасла, и его лицо из нежно-зеленоватого превратилось в землистое. Все черты были крупные, рубленые. Мухину почему-то показалось, что извилины у него в голове такие же – мясистые и ровные.
– Ты только не подумай, что я конкурентов оговариваю, – произнес Петр после паузы.
– Не подумай! – поддакнул Ренат.
– Какие они мне конкуренты? Утописты, мелочь…
– Веселая семейка, маму их в костер! – высказался Ренат.
– Какая еще семейка? – нахмурился Виктор.
– Ну, дядя с племянницей. А этот в зятья ему набивается. Костя.
– Да кому в зятья-то?
– К Немаляеву, к кому!
– Людмила – племянница Сан Саныча? – сообразил наконец Мухин.
– Ты и этого не знаешь?! Да тебя там за Буратино держат…
– Убили-то вы ее зачем?
– Кого? – спросил Петр. При этом Ренат неловко подвигал шеей, точно был в рубашке с крахмальным воротничком, и, уставившись за окно, принялся там что-то озадаченно пересчитывать. – Ренатик! – позвал он.
– Ну так… – буркнул тот. – Ну сделал, сделал, да!.. Сделал, что теперь?.. Убил, да. Надо было, и убил… И все.
– Ренатик!.. – грозно повторил Петр.
– Все культурно, по-джентельменски. Бля буду.
– Я же тебе велел…
– Мешала она мне, ясно?! – перебил Ренат. – Она этого нашла, химика вонючего, как его…
– Пушина? – подсказал Петр.
– Ну да, Пушкина… Я сам его искал, а она первая… А после Люсиных допросов ловить уже нечего.
– Надо было побыстрее дергаться.
– Да на фиг он нам сдался, этот Пушкин, маму его!..
– Знаешь, как бензин из нефти получают? Как самогон из браги. А Пушин какой-то там порошочек изобрел… И он был мне нужен! – Петр треснул кулаком по колену. – Но раз ты пустой вернулся…
– Она его ликвидировала. Успела, зараза! А я – ее. Да нормально, все по-честному! Я соглашения не нарушал. Одним выстрелом, у меня больше-то и не было. В левую сиську, как договаривались, а то…
Его голос внезапно пропал. Ренат продолжал раскрывать рот, но слова до Виктора не доходили. Еще через секунду Мухин с ужасом обнаружил, что не слышит вообще ничего – ни звука.
Ренат нарисовал в воздухе какую-то фигуру и, хлопнув в ладоши, забился затылком о подголовник. Водитель отвлекся от дороги и что-то быстро проартикулировал. Даже мрачный Петр позволил себе улыбнуться – видимо, Ренат сказал что-то до крайности остроумное.
О том, что он оглох, Мухин и не думал. Это была совсем другая тишина, слитая с постепенной потерей зрения, обоняния, ориентации – с потерей тела как такового.
До сих пор его выдавливало только после смерти или, во всяком случае, в бессознательном состоянии. Теперь он видел, как это происходит, когда просто кончается таблетка. Скверно это происходит. Единственное, что его утешало, – он все же здесь не останется. Хотя что, собственно, в этом хорошего, Виктор так и не понял. Не успел.
Он не ботаник… Тьфу… не зоолог. Ну и ладно…
Мухин перекатился на бок и открыл один глаз. Кремовые стены качались и плыли, вместе с ними плыл телевизор, кондиционер и пустой гардероб. Даже кровать, на которой он лежал, казалась неустойчивой, словно он был на маленьком корабле.
Испытывать пол Виктор не отважился. До тумбочки он добирался ползком – еще хуже, чем на четвереньках, по крайней мере, медленней. Приступов тошноты не было, – больше ничего положительного о своем самочувствии Мухин сказать не мог, все остальные ощущения были сугубо отрицательными.
Он заставил себя распахнуть дверцу и взять новый пенал.
Не замечать головной боли… Не зацикливаться на ней, не принимать ее в расчет. Ее нет – ни боли, ни головы…
Ух-х-х…
Это смахивало на суицид – лежать на животе посреди комнаты, загибаться от Шибановской капсулы и разгрызать зубами стекляшку, чтобы принять вторую.
Он должен… должен вернуться в тот слой и дослушать Петра. Даже если это вранье. Кто еще расскажет про его президентство? Про могилу Немаляева в Эквадоре? Он обязан это знать, иначе как верить? Как тогда им всем верить?.. Ухм-м…
Залезть обратно на кровать Мухин и не пытался. Угол с отвисшим матрасом виделся с пола преградой не только непреодолимой, но и опасной. Виктор испугался, что лишнее усилие разбудит тошноту, и решил не рисковать.
Он не помнил момента, когда отключился, точнее – не зафиксировал его в памяти. Но все, что было после, казалось гораздо реальней, чем сама жизнь.
Виктор парил – это был именно полет, ничто иное. Внизу разворачивалась бесконечная струна с бесконечным количеством страниц. Мухин понимал, что всему есть предел, и слоям-страницам тоже, но пересчитать их не смогли бы все перекинутые мира. Их было так же много – полулюдей-полупризраков, выдавленных в чужой слой, но не забывших родины, однако лишь единицы осознали себя и научились с этим жить.
Мухин обескураженно наблюдал за перебегающими листами и силился отыскать среди них тот, что был ему нужен. Как?.. Они ничем не отличались…
Выше… или нет?.. Да, пожалуй, выше… Выше он отметил чье-то присутствие, чье-то физически ощутимое внимание. Кто-то следил за ним сверху – без злорадства, но и без сострадания.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!