Между жизнью и смертью. История храброго полицейского пса Финна - Дэйв Уорделл

А когда мы с Джеки возвращались домой, часто звонили бабушке с дедушкой и плакали. После этого я в течение нескольких дней пребывал в депрессии.

∗ ∗ ∗

К счастью, дома было то, что скрашивало мне уныние. Еще одним светом в нашей жизни была соседка Марион. Марион жила совсем близко — ее дом отделялся от нашего участка садом общих соседей — сварливой пожилой пары, которая, казалось, жила лишь ради того, чтобы отравлять жизнь окружающим. Они слушали ирландскую народную музыку на такой громкости, чтобы она соответствовала громкости маминого телевизора, но тем не менее жаловались на то, что мы слишком много шумим. Им не нравились наши кошки. Они обвиняли Марион во всевозможных выдуманных грехах. Особенно старался мужчина, полностью контролировавший свою жену, хотя никто не видел, чтобы он держал ее в страхе. Возможно, мама и Марион сошлись на том, что у обеих был опыт тяжелых разводов.

Марион, работавшая в местной библиотеке, только что пережила скандальной развод и теперь жила вместе со своей дочерью по имени Сэм. Сэм была на семь лет старше меня, и я воспринимал ее как вторую старшую сестру. Сама Марион была и остается ангелом, посланным на землю, без сомнения, она была для нас с Джеки второй мамой. Казалось, она знала, что происходит с матерью, и в случае чего быстро приходила на помощь. Когда мама порезала мои первые джинсы — джинсы, которые подарила Марион, — и отказалась покупать новые, Марион купила новые. Если мама была не в состоянии накормить нас или если еда подгорала до углей, мы с сестрой шли к Марион и пили чай. Она всегда с терпением истинной католички гасила истерики моей матери, будучи, с одной стороны, миротворцем и переговорщиком, а с другой стороны — другом, отмечавшим вместе с нами наши дни рождения, если мама забывала про них или просто не хотела вспоминать (что бывало довольно часто). Именно она дала мне все-таки попробовать мою первую бутылку колы. Какие мелочи иногда хранит наша память!

Но утешение и отдушина в моей жизни были связаны с собаками. У нас с Джеки были кошки — когда я был дома, Шелли была для меня целым миром, — но что касается собак, с тех пор как у нас не стало Джесс, потому что мама не могла с ней справиться, об этом не могло быть и речи. Но собаки были у наших соседей. У Марион всегда были собаки — в какой-то момент даже трое, в том числе помесь дворняжки с немецкой овчаркой по кличке Рио. Это был очень большой, беспокойный, но очень умный и быстрый пес. Сопровождая вместе с сестрой Марион, гулявшую вместе со своими собаками, я также сталкивался со многими местными собаками.

Большинство из них были большими и плохо натренированными, потому что люди пытались заработать себе на хлеб и у них не было времени, чтобы регулярно выгуливать их. К двенадцати годам я был несчастным, но энергичным и направил свою любовь к собакам в полезное русло, выгуливая их за деньги. Я постоянно гулял с двумя собаками. Обе они были немецкими овчарками. Среди них соседская собака Беки и большая собака Блю, сильная, смелая и не всегда послушная, к которым иногда добавлялись разные другие четвероногие друзья, нуждавшиеся в тренировке, чьи владельцы соглашались заплатить мне за услугу. Такие происходившие время от времени прогулки, когда я мог свободно ходить, где хотел, служили хорошим успокоительным.

Часами я наматывал круги вокруг местных футбольных полей то с одной, то с другой собакой, часто с двумя или тремя, и это было лучше, чем быть запертым дома, где постоянно мигает телевизор и нужно следить за каждым своим словом и делом, чтобы не разгневать мать. Я гулял, не обращая внимания на то, какая была погода и время суток — темно ли, холодно ли, идет ли дождь. И вскоре до меня дошло, что собакам тоже всё равно, какая погода.

Еще больше меня удивило, что мое дело, казалось бы, связанное с одиночеством, на самом деле таковым не являлось. Когда вы находитесь в одной компании с собакой, вам никогда не будет скучно. Они наблюдают за каждым вашим действием и слушают каждое слово. Они любят проводить время с тобой (я думаю, это можно сказать про каждую собаку) и только и желают угодить тебе и понять тебя как можно лучше. А если ты в ответ приложишь все усилия, чтобы понять их, они отплатят беспрекословным послушанием и глубокой преданностью. Я был поражен, по-настоящему глубоко поражен тем, что сподвигло их доверять мне. Времени для анализа причин этого у меня не оставалось, так как я был слишком поглощен наблюдением за характером собак. Работа с ними была для меня в чистом виде уходом от окружающей действительности.

Впервые мое желание работать в полиции, бывшее для меня в тот момент сродни озарению, появилось, когда мы в один из редких «хороших» дней вместе с мамой и сестрой оказались в полицейском участке в Катфорде на дне открытых дверей. Его время от времени проводили констебли разных территорий, желавшие убедить обычных людей — для жителей нашего района это было не так-то просто, — что полицейские — это защитники граждан, а вовсе не их враги.

Тогда мне, должно быть, было примерно двенадцать лет, и мое внимание сразу же привлек кинолог, который устроил потрясающее представление со своей полицейской собакой. К этому времени я уже успел войти в тесный контакт с несколькими собаками, которых выгуливал и дрессировал, особенно с Блю, проводившей со мной много часов. Я не воспринимал это как дрессировку и, конечно, не читал никаких книжек о том, как это делается, но действовал инстинктивно, и, имея много времени (когда вам двенадцать лет, его у вас полно), я пришел к выводу, что от природы хорошо понимаю собак. Я ни с кем этим не делился.

Однако эта встреча явилась для меня новым шагом вперед на иной уровень понимания. Впервые я увидел, что взаимодействие между человеком и животным может быть развито на таком высоком уровне. Как загипнотизированный, я смотрел на то, как собака перепрыгивает через различные препятствия, у меня захватывало дух, когда полицейский демонстрировал, что делает пес, задерживая преступника. Это выглядело намного сложнее, чем выполнение трюков, казавшихся простой забавой. Здесь проявлялась тесная связь между собакой и человеком, радость от совместной работы, нацеленность на результат. Поразил также и язык, на котором они общались — все эти слова и жесты. Казалось, они использовали наречие, понятное только им одним. И всё же, к моему удивлению и восторгу, я понимал его. В этот момент я находился в полном замешательстве.

У полицейского была немецкая овчарка, ухоженная и красивая, чем-то напомнившая мне Джесс. Связь между этим полицейским и собакой была похожа на связь моего отца и Джесс, какой я себе ее представлял. Я не помню имени этого полицейского, но для меня он до сих пор герой. С того времени у меня появилась идея — скорее, это была мечта — стать полицейским. Казалось просто невероятным, что ты занимаешься чем-то настолько приятным тебе, да еще и получаешь за это деньги.

О лучшей профессии я и мечтать не мог.

Именно второй визит Роба ко мне домой, случившийся через несколько дней после того, как он прописал Финну стероиды, побудил меня задуматься над тем, чтоб описать всё, что с нами произошло, позволив обычным людям узнать нашу историю. Я уже начал делать какие-то заметки об этом, пока просто для успокоения, проводя время, которое я прежде тратил на не приносившую никаких плодов рефлексию, за составлением коротких записей на телефоне. У меня не было какого-то особенного плана — я просто описывал происходившие с нами события, будучи иногда даже не уверен, хочу ли я делиться этой информацией с Джеммой, не говоря уж о девочках. И не только с ними. Я слишком хорошо понимал, что о части работы, которую мы делаем в чрезвычайных ситуациях, не стоит упоминать вообще или, в крайнем случае, рассказывать ее только тем, кто имеет похожий опыт.