Нас украли. История преступлений - Людмила Петрушевская

— Как знаешь, — без выражения сказал он.

Помолчали. Она больше не поддерживала разговора.

Сергей что-то сообразил и сказал:

— Я постараюсь с тещей договориться на пораньше. Вот телефон. Мой рабочий телефон.

— Хорошо. Надо купить кое-что… Из еды… — невнятно произнесла Алина.

Повисла пауза.

— В университетской столовой бывают хорошие пирожки, — неуверенно закончила Алина.

— Пирожки я могу есть, — неожиданно для себя ответил Сергей. — Я люблю с повидлом и с мясом.

Это был их первый семейный разговор.

— Там бывают еще с ливером, с капустой.

— Да хоть что. Купи. С работы я приду попозже.

— Хорошо.

— Где-то в полдевятого. А послезавтра переедем на новое место. Нам там надо будет перекантоваться два месяца до отъезда.

Алина не отвечала, а что отвечать. Все решено без нее.

Вышли из машины. Проследовали в квартиру.

Сергей разделся, обул тапочки, пошел дальше.

Алина сняла свою закорявевшую шубенку, шапку, сапоги на каблуках, все долго размещала в прихожей, а потом, не решившись надеть Машины шлепки, проследовала в большую комнату, где и осталась стоять столбом и в одних носках, озирая свое новое жилье. Почему-то она не решалась сесть.

Сергей привычно вошел на кухню, поставил чайник. Достал из холодильника сыр, колбасу. Порезал хлеб. Вынул чашки из шкафчика. Налил чай.

Крикнул Алине:

— Кушать подано!

Алина пришла, села и сидела в дальнейшем как истукан.

Попили чаю. Алине пришлось сдерживаться, чтобы не глотать кусок за куском.

— Мне нужна баночка, — сказала Алина.

— А, баночка, — очнулся Сергей. — А какая?

— Молоко сцеживать. Вечером ехать его везти, а я еще не готова. Ребенка надо же кормить грудным молоком.

— Ааа. Знаешь, поищи… У Маши тут что-то должно было быть…Я ведь не понимаю ничего.

— И надо кастрюльку, простерилизовать банку.

— Все тут найди. Мне пора на работу.

— А как я выйду и войду?

— А! Это верно. Сейчас я тебе покажу… Довольно просто. Два замка. Вот ключ от верхнего.

— А адрес?

— Ну вот я тебе рисую как идти от метро. Вот пишу адрес. Сообразишь? Я приду в полдевятого.

— Соображу. Вас как звать?

— Сергеем с утра величали. А ты будешь Маша.

— Меня зовут Алина. Да. Дайте мне денег.

Опять пауза.

— Ну на что я завтра пирожки-то буду покупать…

— Сейчас у меня нет, вечером.

Сергей сидел на работе, говорил по телефону, печатал какие-то бумажки. В дверь всунулась Лариса, секретарша, неприметная девушка в очках:

— Ты скоро? А то мне надо убегать.

— Куда это?

— На свидание.

— К кому?

— А, ты его не знаешь.

Сергей пошел вслед за Лариской в подсобку, они заперли дверь на стул и, как всегда, занялись сексом. Это был ежедневный ритуал. Лариска была безотказная кобылка. Ни на что не претендовала, ни на какие подарки, разве что к Восьмому марта, на Новый год и на день рождения. Небольшие денежки, правда, брала, якобы на такси до дому. И иногда просила в долг. Сергей поэтому подозревал, что кроме него у Лариски есть еще кое-кто, иначе откуда такие дорогие хорошие вещи, которые можно достать только в валютном магазине. Мало того, дома ее ждал родной муж и двое детей. Это была загадка, почему Лариска сразу, с первого же дня, когда он ее схватил за задницу в коридоре, поддалась. Тут же он повел ее в подсобку и там, среди швабр и ведер, заперев дверь на ножку стула, Сергей быстро наладил контакт. Лариска сама заботливо подставила рот, молодец.

Может быть, Лариска была убеждена, что если она не будет давать начальству, ее погонят. Работник она была средний, грамотностью не отличалась. Ее взял на работу прежний зав, взял для конкретных надобностей. Лариска была молоденькая, свежая, ходила в мини, на каблуках.

Виктор Николаевич и то иногда ее приглашал к себе на диван.

— Самое красивое женское тело, какое я в своей жизни видел, — один раз сказал он Сергею, когда Лариска вышла. Плотоядно так сказал.

Ничего особенного Сергей, правда, не замечал, баба и баба, хороша именно тем, что никогда не отказывает.

Маша, когда забеременела, страшно боялась выкидыша и извинялась насчет секса. Они мирно целовались, родственники и родственники, и спали в одной кровати как дети, деля одно одеяло. Маша любила спать головой на Сережином плече. Сережа любил обнять Машу и вдыхать запах ее волос. Он стриг ей ногти на ногах, когда Маша уже не могла сгибаться. Он тер ей спинку в ванной. Он слушал, как бьется ребенок в ее животике. Она каждый вечер делала Сереже массаж его усталой спины, колотила слабыми кулачками… Она ждала его с работы как бога. Он приходил домой после Лариски умиротворенный, радостный, виноватый. Всегда приносил что-то вкусненькое из магазина в центре.

Лариска деловито сделала все как надо.

— Ларис, — сказал он ей, застегиваясь, — а тебе это что-нибудь дает?

— Конечно. — отвечала она. — Ты че, вообще.

Лживая девка.

— А что тебе это дает?

— Здоровье. Надо пить сперму. Что ты привязался?

— А зачем ты это мне делаешь?

— Люблю тебя, дурака. Слушай… Мне надо в детсад платить… Не одолжишь?

Это была такая форма у них, в долг.

Отсчитал треть. Тебе, мне. Это пойдет той.

Они расстались прохладно. Сергей долго размышлял по пути домой, что за человек Лариска. Угождает начальству, а вот что у нее в душе? Как она к нему относится?

Только Маша любила его одного. Любила много лет безо всякой надежды. И дело было не в постели. Маша, Маша.

Он коротко всплакнул в метро, стоя перед дверью.

Теперь дома сидит эта…Чучело огородное с двумя большими мешками спереди. С толстым брюхом. Кровь из нее хлещет. Капля на полу в ванной утром. Чистая мать-природа. Маша тоже так бы выглядела? Молочная машина. Корова. Нет. Маша все согревала своим теплом, добротой, заботой. Маша была не тело, а душа. Как она самоотверженно боролась с родителями, чтобы они его прописали! Не добилась ничего, а в суд подавать на раздел квартиры не решилась, и так отношения были подорваны, отец вообще с ней не разговаривал. Но Сережа поступил в аспирантуру университета, и его прописали в общаге. И они поженились все равно. Они уже к этому времени сцепились крепко-накрепко, как две половинки одного существа.