Обратная сторона смерти - Антон Леонтьев

Впрочем, какая разница. К тому же гениальным у этого типа изначально ничего быть не могло, он — убийца, жестокий, циничный, бессовестный. Убийца, которого она выдумала. На свою голову. Убийца, перешедший из мира иллюзий в мир реальных событий и решивший сыграть злую шутку со своей создательницей.

Точнее, конечно же, больной на голову субъект, вообразивший себя убийцей из ее неопубликованного романа.

Электронный адрес был затейливый: [email protected]

Татьяна обратила внимание на то, что и ее имя, и имя самого маньяка были написаны по-немецки, а домен был австрийский. Словно наглая насмешка над ее пребыванием в альпийской клинике!

Интересно… А что, если попросить опытного хакера выявить, кто же создал адрес? Может, удастся отыскать убийцу по следам, оставленным во Всемирной паутине? Эти следы, как знала писательница, в отличие от обычных следов на месте преступления, полностью уничтожить нельзя.

Однако в данный момент она должна была думать об ином. Потому что на электронном табло пошла уже пятая минута отведенного ей на расследование времени.

Татьяна читала много, в том числе и произведения своих коллег по цеху, хотя в последнее время перешла на книги иностранных авторов, с которыми знакомилась на языке оригинала. Но одно дело наслаждаться новым романом известного отечественного или зарубежного автора, будучи расслабленным, находясь в приятной обстановке, имея возможность в любой момент прервать чтение и возобновить его через час, день, неделю безо всяких ужасных последствий. И совсем другое — читать по приказанию маньяка невесть какой опус, зная, что надо не просто прочитать, но и разоблачить убийцу и дать правильный ответ. Иначе несчастная неведомая жертва будет убита зверским образом…

Писательница посмотрела на первую страницу. Название маньяческого «шедевра» — отчего-то она верила словам Марка о том, что это его творение, — гласило: «Ведьмино болото».

Несколько заинтригованная, Татьяна обернулась в поисках стула, но потом решила сесть на диван. Что и сделала, поджав под себя ноги. Усталость как рукой сняло, женщина сконцентрировалась и снова машинально взглянула на часы, на которых время текло в обратном направлении. Она потеряла почти десять минут!

Десять минут, которых может в итоге не хватить и которые могут стоить безымянной жертве жизни.

Положив на диван стопку страниц, Журавская взяла первый лист и еще раз пробежала глазами по названию. Странно, но эти два слова вызвали у нее в памяти слабый ветерок какого-то воспоминания, которое могло оказаться важным — и помочь разгадать всю шараду, пренебрегая правилами маньяка.

Воспоминание ускользнуло, так толком и не материализовавшись. Но Татьяна знала: рано или поздно оно вернется. И сейчас не стоило тратить время на то, чтобы пытаться извлечь утерянную мысль из недр памяти, все равно не получится.

Поэтому она сделала то, что оставалось сделать в подобной ситуации — погрузилась в чтение. Итак,

…

«ВЕДЬМИНО БОЛОТО»

Хоть имя, данное ей при рождении, было Евгения, все — родители, родственники, подруги и соседи — звали ее Женей. Или Женечкой. Или, к примеру, Женюсиком. Хотя последнюю уменьшительно-ласкательную форму использовал ее отец, а до него его мать в отношении своей рано скончавшейся дочки, сестры отца, умершей от воспаления легких еще крошкой. Матушку отца, то есть свою бабушку, которую Женя очень сильно чтила и в честь дочери которой ее и нарекли Евгенией, она хоть и не знала, но боготворила. Да, они были тезками, и было это не случайно…

Татьяна отвела взгляд от листа и удостоверилась — на то, чтобы пробежать глазами первый абзац, ей понадобилось всего несколько секунд. Минута, начавшаяся в тот момент, когда принялась за чтение, все еще не истекла.

Частенько ее просили дать рецензию на роман. Это были люди из числа знакомых, хорошо или не очень, более чем обеспеченные, которые вдруг решили, что у них имеется литературный талант, а значит, надо осчастливить человечество своими опусами. До того как отдать их в издательство, они и просили Журавскую вынести свой вердикт.

В массе своей сии произведения были беспомощные и нечитабельные. Что Татьяна в итоге и сообщала горе-литераторам. Правда, в щадящей форме, не желая задеть их чувства. Каково же было ее удивление, когда один из таких опусов вышел в свет, причем в том же издательстве, в котором печаталась и она сама. Но еще удивительнее было, что роман принялись изо всей силы раскручивать. Посыпались хвалебные отзывы, а в итоге книга получила даже какую-то литературную премию, пусть и не самую престижную, но тем не менее известную.

Автор сего опуса с Татьяной более не общался, видимо сочтя ее негативный отзыв попыткой не допустить появления его гениального произведения. Только, сталкиваясь на светских приемах, многозначительно качал головой и тотчас начинал громко говорить о том, что ничего гаже детективов в литературе нет. Сам-то он написал не детектив, а так называемый концептуальный роман о смысле жизни и величии смерти. Кстати, роман его — с учетом, что таланта у автора было около ноля, — сравнивали по глубине с «Фаустом» Гете, по выразительности с «Войной и миром» Толстого, по изящности стиля с «Бледным огнем» Набокова.

А потом один из редакторов издательства поведал Татьяне, что «великий литератор» сам оплатил появление своего опуса, как и всю связанную с ним рекламную кампанию и окололитературную шумиху. Благо «концептуальный автор» был человеком более чем состоятельным, к тому же занимавшим, до недавнего времени далеко не последнее место во властной вертикали.

Татьяне тогда стало смешно. Гордиться проплаченной из собственных же денег премией было по крайней мере глупо. Равно примерно тому, чтобы украсть диссертацию и радостно вписывать в визитную карточку слова: «доктор наук, профессор». Другие-то, может, и поверят, но как быть с самим собой? Зачем жить в параллельной действительности?

Именно тогда Журавская и сделала для себя вывод: если первые две страницы какого-либо произведения, а то и первые два абзаца не произведут впечатления, то читать его дальше не стоит.

Эта мысль снова пришла ей в голову, когда она прочла первый абзац «Ведьминого болота». Надо же, ждала чего-то кровавого, брутального, мужского, а выходило нечто плаксивое, викторианское, дамское. Да к тому же весьма претенциозное по стилю.

Впрочем, как отметил классик устами другого душегуба, если имеешь дело с убийцей, то можно положиться на затейливость прозы. Что ж, слащавая сентиментальность во многих случаях была сиамским близнецом врожденной жестокости. А то, что сейчас Татьяна имеет дело с убийцей, сомнений не вызывало.

Но выбора у нее не имелось — нужно было прочитать весь рассказ. Потому что от этого зависела жизнь человека. Или его смерть.

В голове мелькнуло продолжение того самого, полузабытого, стихотворения:

Янтарное озеро, луна изо ртути…

Мне страшно, мне страшно, мне страшно до жути!