Доктор звёздного флота - Татьяна Михаль

выкладывалась по полной, досконально изучила распорядок дня Загорского.

Видела, что я бесила его неимоверно, особенно когда ему придраться было не к чему и он буквально с потолка брал и придумывал нелепости.

По типу пылинки у меня на рукаве, которая его вывела из себя. Или запах моего шампуня его тонкий нюх раздражает (а у меня на минуточку вся косметика без запаха, это одно из правил МКС, о чём я и напомнила Северу и в ответ получила новый выговор, что начальству перечить нельзя).

Я молчала. Проглатывала его колкости, оскорбления, откровенно тупые задания. Меня он не допускал в лабораторию.

Чуча и Тим сочувствовали мне, но не сильно, парням тоже нехило прилетало от самодура.

Из-за высокой загруженности я не могла пойти в сектор к ганимедцам. У меня не хватало сил изучить данные о Ганимеде.

Лишь иногда ко мне пробиралась кошка Шарлотты. Гавана словно чувствовала моё упадническое состояние, ластилась и мурлыкала рядом.

Шар вроде бы не возражала и не ревновала.

К концу дня я была без сил, даже пальцем пошевелить не могла.

На сон мне оставалось всего ничего и с утра пораньше, пока все ещё спали, я уже мчалась за завтраком для своего начальства. Загорский оказался настоящим маньяком в плане работе.

Трудоголик, который считает раз сам такой, то и остальные должны страдать.

Ненормальная нагрузка начала сказывался на моих ногах, руках, плечах, спине.

Мои глаза стали сухими, красными, начали болеть.

Мозг, кажется, начинал закипать и ему вскоре однозначно потребуется перезагрузка.

Более того, я начала стремительно худеть. За две недели работы на МКС я потеряла пять килограммов.

Сестре я писала короткие сообщения, по типу, что у меня всё супер, тут мега интересно, Загорский хоть и с закидонами, но вполне нормальный. Писала, что времени пока нет, как появятся первые выходные, так и поговорим нормально.

Зачем рассказывать родным, что мне приходится выслушивать о себе много нового и нелицеприятного? И что я уже сама на себя не похожа. И это даже месяц не прошёл.

И сегодняшний конец дня напоминал мне день сурка. Не помню, как добралась до каюты, как разделась и забралась под согревающий душ.

Не помню даже, ужинала ли я?

Вроде да.

Но в упор не помню, что было на ужин.

Зато хорошо ощущаю усталость. Она переполняла меня. Глубокая, пронизывающая каждую клетку. Когда хочется опустить руки и сдаться. От постоянного недосыпания у меня уже кружилась голова.

Кажется, я близка к выгоранию.

Да-а-а, Загорский реально гений. Спалить человека за две недели работы – нужно иметь определённый талант.

Окружающие видели моё состояние и не были безучастными.

Шарлотта бесновалась и просила меня уйти от Севера. Особенно когда я ей рассказала о предложении адмирала перейти под его начало на должность хирурга флота, тогда она меня буквально начала терроризировать и давить, чтобы я перешла на нормальную работу и прекратила этот мазохизм.

Парни, даже сам адмирал пытались меня убедить в этом. Но я им улыбалась, отвечала «нет» и говорила, что у меня всё прекрасно.

На деле всё было хреново.

Особенно сейчас, когда поняла, что забыла на рабочем месте планшет. Там составлен недельный план дел и на завтра список реактивов, который я с утра должна забрать в биохимическом отсеке.

И хоть убейте, я не помню все тридцать пунктов.

А ведь вроде я хотела синхронизировать данные с планшета со своим ИИ, но забыла. Всё из-за накопившейся усталости и стресса.

— Вашу ж… — выругалась вслух и едва не разрыдалась от досады.

Вместо того, чтобы прямо сейчас выползти из душа, на одном упрямстве высушить волосы, а затем надеть пижамку и завалиться спать, мне нужно одеваться и топать за планшетом.

Злость придала сил.

Выползла из душа, стянула мокрые волосы в тугой узел, быстро оделась и на последнем рывке домчалась до рабочего места.

Планшет лежал на столе. Никто его не трогал, никому он не был нужен.

Схватила чёртов гаджет и уже собралась возвращаться, как услышала странные звуки из кабинета Загорского.

Я закатила глаза и едва не выругалась.

Этот тип и по ночам работает? Он вообще хоть иногда спит? Отдыхает?

В голове мелькнула картина, словно кадр из фильма: я пинком ноги открываю двери кабинета Севера и обрушиваю на его гениальную физиономию этот планшет. Даю им мужчине пощёчины, да от души так, пока планшет не рассыплется на кусочки.

Ох, это была бы чудесная встряска для гения Загорского. И он после моего гнева, истекал бы кровью, обязательно упал бы на колени и извинился передо мной, и каялся бы, каялся за своё поганое поведение.

Но тут громкий стон, полный злой боли вернул меня к действительности.

У меня включился режим врача, спасающего жизни. Усталость как рукой сняло. Второе дыхание открылось.

Бросила планшет обратно на свой стол и осторожно подошла к двери кабинета начальства. Приложила ухо и нахмурилась

Стонал Север, в этом нет сомнений.

И походу, Загорскому было не просто больно, его терзала чудовищная агония.

Не раздумывая ни мгновения, вошла внутрь…

Глава 14

* * *

— АГАТА —

— Север, скажите, где именно болит и я вам помо… — начала с порога и сделала шаг к валяющемуся на полу Загорскому.

— Пошла ты… — оборвал он меня, послав по известному адресу.

Говорить Север нормально не мог, но стон, который он издал, был полон ярости.

Он распахнул глаза и уставился на меня в диком бешенстве. Его белки были красными. Ярко бирюзовая радужка с красными белками смотрелась зловеще.

Загорского трясло, будто он эпилептик. Он с силой сжимал и массировал плечо той руки, где стоял протез.

Пот градом струился по его лицу.

Рядом валялись шприцы и пустые ампулы. Мне хватило увидеть край этикетки, чтобы понять, в ампулах были сильные обезболивающие. И судя по всему, они ему ни черта не помогали.

Присела на корточки перед начальством и спросила:

— Фантомная боль?

— Громова, иди на хер, — повторился Загорский. А потом его лицо побагровело, он сильно скривился от боли, стиснул зубы и терпеливо переносил агонию, его тело содрогалось от спазмов.

— Твою ж… — прошипела я и собрала пустые ампулы. Четыре штуки. — Как давно ты ввёл себе лекарство?

Но Загорский тихо стонал и корчился в гордых муках.

Проще прибить, но я не палач. Я хирург.

Приступ немного отпустил его, и он выдохнул едва слышно:

— Полчаса… назад…

Хреново. Это лекарство боль