Любовь и война. Великая сага. Книга 2 - Джон Джейкс

– Примерно в трех милях к северу отсюда, сэр. Его опознали вот по этому. – Сержант с квакающим голосом ткнул пальцем в замызганные клетчатые штаны пленника.

Свет качавшегося фонаря вспыхивал в глазах заместителя командира полка – светловолосого майора с рыжими пушистыми бакенбардами, который был вдвое моложе пленника.

– Подойдите! – приказал он с раскатистым «р».

Сжимая в руках фуражку, Салем Джонс сделал два шага к складному столу.

– Мразь подзаборная – ничего другого нам теперь не найти. – В ответ на недовольные слова майора один из двух капралов, которые вместе с сержантом привели Джонса в штаб полка, усиленно закивал. – Такие отбросы еще никогда не позорили ни одну армию мира перед лицом Господа.

Несмотря на страх, Джонс, в общем-то, был согласен с майором. Когда он записался в пополнение своего последнего полка, Пенсильванского резервного, его три с половиной дня продержали в огороженном лагере под Филадельфией под постоянной охраной. Другие рекруты, которых стерегли точно так же, пугали его до смерти – это были самые отъявленные преступники, которым ничего не стоило зарезать или задушить его, а потом вывернуть его карманы, если, конечно, еще раньше они не обчистили его до нитки за игрой в покер.

– Каково ваше основное занятие, рядовой Макнотон? Шулерство? Воровство? Убийства? – Слова майора звучали как пистолетные выстрелы. – Ладно, не важно, я знаю настоящий ответ. Авантюрист. Трус. Вы – настоящий позор для этого полка, армии Соединенных Штатов, штата Нью-Йорк, для всей страны и своей малой родины.

Ах ты, маленький богомольный ханжа, думал Джонс, представляя в уме разные способы, какими мог бы убить этого майора, подвернись ему такой случай. Но нет, нельзя отвлекаться, он должен сосредоточиться на том, как спастись. К несчастью, он выбрал себе шотландское имя, а майор как раз оказался шотландцем, и Джонс уже догадывался, что этот противный офицер не отпустит его с такой же легкостью, как другие.

Казалось, майор просто не мог совладать со своей яростью, что было вполне объяснимо, учитывая то огромное количество неудачников и закоренелых преступников, которых собирали по всему Северу, чтобы заправлять военную машину Гранта. Офицер обошел стол и остановился угрожающе близко от Джонса:

– И сколько раз ты получал денежное пособие при поступлении на службу, а потом сбегал? Уверен, не раз и не два. Ладно, Макнотон – хотя я сомневаюсь, что это твое имя, – теперь с этим покончено.

Салем Джонс почувствовал, как внезапно подкосились ноги. В животе что-то забулькало, когда майор повернулся к сержанту:

– Отведите его к цирюльнику, пусть побреет его, а потом поставьте клеймо. А теперь уберите этот мусор с моих глаз.

Грязная простыня, бритва, чуть-чуть мыльной пены – и никакой жалости. Пока рядовой, который негласно служил еще и полковым цирюльником, скоблил ему голову, он дважды порезал его до крови, но Джонс даже не осмелился пикнуть, боясь рассердить парня.

Он сидел на табурете, пока цирюльник сбривал последние клочки волос с его уже лысой головы. Чтобы полюбоваться наказанием, вокруг собралось человек тридцать солдат. Джонса бесили ухмылки на их лицах. Все эти люди, как и он сам, записались в армию только ради пособия, под чужими именами и воевать не собирались. За год Джонс повторил такую процедуру уже четыре раза, после того как замыслил эту идею в разгар нью-йоркского бунта. Он знал счастливчиков, которые проделывали это по семь или восемь раз и ни разу не попались. Но от него удача отвернулась, как отворачивалась почти всю его жизнь.

Стоял теплый майский вечер. Где-то неподалеку ухала сова.

– Готово! – крикнул голый по пояс сержант, стоя у большого искрящегося костра.

Круг зевак разомкнулся. Капралы подтолкнули Джонса к костру, а сержант с натянутой на правую руку толстой рукавицей потянулся к костру и выдернул железный прут с раскаленным добела клеймом на конце.

Пока несколько человек держали Джонса, кто-то сунул ему бутылку самогона. Его заставили сделать несколько глотков и сразу же потащили к костру; по его подбородку стекало крепкое пойло, а за левым ухом ползла струйка крови от пореза. Шумные зрители столпились сзади.

Потный сержант поднял прут. Сволочи! – мысленно кричал Джонс. Всех вас убью!

– Крепче держать! – рявкнул сержант тем, кто цеплялся за руки и плечи рекрута.

Белое железо подплывало все ближе к глазам, становясь больше и больше.

– Нет, нет… – извивался в цепких руках Джонс. – Не надо…

Сбоку от невыносимо яркого куска железа появилось знакомое лицо – майор тоже решил поприсутствовать.

– Я сказал, держать крепче! – заорал сержант.

Несколько рук обхватили голову Салема Джонса. Он закричал еще до того, как сержант прикоснулся раскаленным железом к его лицу.

Он бросил горящую головню на палатку и помчался со всех ног.

Вниз, по травянистой насыпи, потом вверх по склону, в яблоневый сад. Там он наконец оглянулся, остановился, держась за нависшую ветку, и стал смотреть, как огонь охватывает палатку. Изнутри доносились крики и проклятья. Джонс, конечно, особо и не рассчитывал, что майор сгорит заживо, но хотя бы испугается. Он снова повернулся и побежал.

Через три дня после наказания Джонс был возвращен в строй, потому что армия готовилась к наступлению – ночному, что, кажется, стало уже традицией. Эти глупцы и правда верили, что бритье и клеймо на лице сломали его. Им нужны были тела, чтобы бросать их в топку войны, и тело Джонса для этого вполне годилось. Теперь все годились – иммигранты, убийцы, даже калеки. Прекрасные тому подтверждения встречались в эти дни в армии Союза сплошь и рядом.

Кипя от ярости и боли, которая не прошла, после того как зажила рана на лице, Джонс встретил приказ о наступлении тем, что украл у какого-то рядового из соседнего полка штаны непонятного цвета и облачился в них, выбросив свои клетчатые. Потом оборвал с замызганной куртки все армейские пуговицы. Денег у него не было – он проиграл все до цента. Не было и оружия – и вообще ничего, что помогло бы его опознать, – кроме клейма. Но несмотря на это, Джонс готовился к последнему побегу. Даже если бы он и смог записаться еще в какую-нибудь часть, он бы не стал этого делать. Война стала слишком жестокой. Ли выстоял против Мясника Гранта в Уайлдернессе и залил его кровью в битве при Спотсильвейни, во время которой Джонс всеми силами старался оказываться в наиболее безопасных местах, но Грант не сдавался. Тот самый майор, который назначил ему наказание, однажды сказал перед строем, что Грант шлет в Вашингтон телеграммы о своей решимости во что бы то ни стало победить в Виргинии. Главные пункты этих телеграмм напечатали все газеты Севера, чтобы укрепить дух гражданского населения, так сказал майор. Он даже кое-что процитировал: «Я намерен сражаться на этом рубеже, даже если понадобится все лето».

Что ж, пусть сражается, если хочет, но только без Салема Джонса. Сколько было можно, Джонс попользовался выгодами системы вознаграждений, но теперь мучительное испытание огнем положило этому конец. Пора пробираться на юг, и как можно скорее. Хорошо бы добраться до Южной Каролины. С каким бы удовольствием он оказался там, когда Конфедерация наконец падет, а теперь, когда военная машина Гранта запущена, это стало неизбежностью. Джонсу доставляло наслаждение представлять себе, что он может сделать с Монт-Роял и выгнавшими его людьми, после того как Каролина станет завоеванной провинцией.