Корней Чуковский - Ирина Лукьянова

О душевной скудости и душевном богатстве говорил Чуковский – и о том, как много возможностей для саморазвития дает язык, если относиться к нему с уважением. И, конечно, для тех, кто хотел начать работать над собой сразу, он давал практическое руководство: в левом столбике – как говорить нельзя, в правом – как говорить нужно. Список этот отдельно публиковался в газете и выходил приложением к некоторым изданиям «Живого как жизнь» – и до сих пор хорош для самопроверки: а так ли я говорю; примеры есть довольно заковыристые. А ведь первый такой список Чуковский составил более полувека назад для собственного пользования – когда Городецкий насчитал в его лекции 92 случая неправильного ударения. Значит, уверен был, что этот способ работает, что помогает, что с помощью такого списка можно отучиться делать ошибки и заговорить правильно.

Но не это, конечно, так привлекло к книге читателей. К этому времени о языке писали много – с точки зрения сталинской работы о языкознании и с точки зрения науки, писали с пафосом, призывали беречь и уважать – но все это было рассчитано либо на специалиста, либо вообще непонятно на кого. А Чуковский доверительно разговаривал с читателем и увлеченно рассказывал ему, какая это сложная, интересная, саморегулирующаяся система – русский язык; что действительно опасно для него, а с чем он справится сам, как новые времена обогащают и развивают его. С читателем редко беседовали так спокойно и свободно, без набивших оскомину обличений и пафосных воззваний, неназойливо пробуждая интерес и любовь к русской филологии. Книга вышла в 1962 году, и уже на следующий год Чуковский ее переработал, дополнил, расширил и выпустил вторым изданием.

В конце 1961 года маятник нерешительных хрущевских реформ вновь качнуло в сторону либерализации. В октябре на XXII съезде КПСС снова прозвучала резкая критика сталинизма, было принято решение вынести тело Сталина из мавзолея и захоронить (что и произошло 31 октября). Имя вождя пропало из названий городов, не снесенные еще его статуи подверглись сносу. Вновь стало казаться, что реформы идут неостановимо; вновь появилась надежда на перемены в литературе. Одним из свидетельств таких перемен стало присуждение Чуковскому Ленинской премии.

11 ноября 1961 года газета «Московский литератор» извещала, что Чуковский снова выдвинут на соискание главной премии страны – вместе с Николаем Асеевым, Даниилом Даниным и Валентином Катаевым. Выдвижение кандидатуры Чуковского обосновали филолог Николай Гудзий и поэт Борис Слуцкий. Гудзий напоминал: Чуковский – «один из наиболее блестящих критиков и литературоведов», «никто не сделал так много для изучения Некрасова», но упор делал на общую характеристику творчества Чуковского: «Мы формально не упоминаем о совокупности всех его работ, но каждый из нас, представляя кандидата на соискание Ленинской премии, думает об этом. То обстоятельство, что книга выдвигалась на соискание Ленинской премии в первом издании, не может служить препятствием для выдвижения этой работы снова. У К. И. Чуковского вышла за это время и вторая работа – „Люди и книги“, в которой много ценных историко-литературных изысканий, нового материала, до сих пор неизвестного».

Борис Слуцкий назвал К. И. «одним из основателей современной критики»; более того: говорил о том, что в большинстве своем его критические оценки оказались верными. «Он – один из наших лучших детских поэтов, – говорил Слуцкий, – один из наших лучших переводчиков. Он создал теорию поэтического перевода в нашей стране. Словом, за К. И. Чуковским такие заслуги, которые делают его кандидатуру чрезвычайно убедительной для комитета по Ленинским премиям».

Коллективное мнение членов секции критиков и литературоведов московского писательского союза было тем же: за плечами Чуковского – «громада труда»; «книги его всегда написаны великолепным языком, эмоциональным, остроумным, читаются с интересом и в то же время основаны на точном исследовании фактов, историчны и могут служить образцом марксистского понимания литературоведческих задач…».

Однако с тем, что книги Чуковского дают «образец марксистского понимания», многие были резко не согласны. 14 марта идею присудить премию «Мастерству Некрасова» осудили в газете «Литература и жизнь» четыре молодых ярославца – В. Московкин, В. Рымашевский, Г. Мурашев и К. Яковлев. Статья их называлась «Если говорить по существу». Смысл ее был довольно просто: все хвалят «Мастерство Некрасова», а мы считаем, что эта книга Ленинской премии недостойна. Авторы статьи порицали Чуковского за то, что он долго держал рукописи Некрасова «в единоличном пользовании», за то, что в его книге «нет полного охвата некрасовского мастерства», что он «допускает крен в сторону фольклора, недооценивает народно-разговорную стилистическую основу»… Возражать этим чрезвычайно неконкретным, размытым доводам было очень нелегко, но это попытался сделать Сергей Баруздин, который 21 марта «не без труда», по его собственному свидетельству, опубликовал в той же газете заметку «Нужна ли такая критика?», где упрекал авторов в необъективности, бестактности и неуважении к писателю.

Через несколько дней Чуковскому исполнилось 80 лет. Этот юбилей был отмечен с еще большим размахом, чем 75-летие. 28 марта Президиум Верховного Совета СССР наградил Чуковского орденом Трудового Красного Знамени. В эти же дни (шли школьные каникулы, когда традиционно отмечается Праздник детской книги) юбиляра чествовали в Доме пионеров и в Доме детской книги. Юбиляр, сделав об этом запись в дневнике, тут же добавлял, разумеется: «Все эти заботы, хлопоты, речи, приветы, письма, телеграммы (коих пуды) созданы специально для того, чтобы я не очнулся и ни разу не вспомнил, что жизнь моя прожита, что завтра я в могиле, что мне предстоит очень скоро убедиться в своем полном ничтожестве, полном бессильи…»

Впрочем, для 80-летнего старца, стоящего на краю могилы, о которой он все время говорит, – Чуковский слишком жив, активен, ироничен; слишком многим волнуется; везде выступает, встречается, печатается – и собирается ехать в Оксфорд, откуда только что получил приглашение принять почетную докторскую степень!

В биобиблиографическом словаре Берман зарегистрировано около 90 публикаций, поздравляющих К. И. с юбилеем. Среди изданий, написавших о нем, – не только центральные, детские, учительские издания, но и такие неожиданные органы печати, как «Московский водник», «Туркменская искра», бакинская газета «Вышка», «Советская Абхазия» и «Советская Каракалпакия»… Прошлый юбилей отчасти выработал канон, которому публикации следуют в этот раз: добрый, щедрый, нестареющий, многогранный, неиссякаемый, кипучий талант («нестареющий» – как минимум три раза); друг детей, любимец детворы, любимый писатель, добрый волшебник, сказочник, веселый сказочник, кудесник слова, друг больших и маленьких, чудеса Корнея Чуковского… В этом году к канону добавились еще указания на вечную молодость и разностороннюю деятельность: «поэт, критик, ученый», «поэт, литературовед, переводчик», «ученый, писатель, друг детей»… Ну и, конечно, – «дедушка Корней».

Дедушка тем временем поражается тому, сколько народу собралось в Политехническом его чествовать, какие дифирамбы ему поются: «Зал переполнен, все проходы забиты людьми. И все, сколько есть, смотрят на меня влюбленными глазами… Я чувствовал себя каким-то мазуриком. Ведь, боже мой, сколько дряни я написал в своей жизни, постыдной ерунды, как гадки мои статьи у Ильи Василевского в „Понедельнике“. Чтобы загладить их, не хватит и 90 лет работы. Сколько пошлостей – вроде „Англия накануне победы“, „Заговорили молчавшие“. Ничего этого нельзя оправдать тем, что все это писалось искренне. Мало утешения мне, что я был искренний идиот…»