На златом крыльце сидели… - Тамара Крюкова

– Для этого нужно иметь рядом с собой надежного мужчину, – скептически заметила Регина Ромуальдовна.

– Мама, я не понимаю, что тебе не так. Вы говорили, что Боря не может обеспечить семью. Теперь у него есть деньги, но вы опять недовольны.

Ответил Лев Александрович. Он говорил мягко, с какой-то особой доверительностью, проверенной на его многочисленных пациентах.

– Видишь ли, солнышко, он эти деньги не заработал. Они свалились на него, как манна небесная. А то, что легко достается, легко тратится.

– Вот именно. Промотает за год и опять будет на бобах, – без особой дипломатии поддакнула Регина Ромуальдовна. – Он ведь ничего не умеет. У него даже профессии нет.

– Он писатель.

– А что он такого написал?

– У него великолепные рассказы.

– Я тебя умоляю. Несколько почеркушек еще не дают ему права называться писателем. Неужели ты не видишь, что он из себя представляет? Настоящий трутень. Нигде никогда не работал и не собирается устраиваться.

Регина Ромуальдовна не обладала терпением мужа и быстро распалялась. В этом они тоже были похожи с дочерью.

– Мама, он творческая личность!

– Вот эти гении, которые сидят на шее у своих жен, меня и пугают, – поджав губы, сказала Регина Ромуальдовна.

– История знает немало случаев, когда талантливых людей считали тунеядцами. Вспомните хотя бы суд над Бродским. А Булгаков? Что бы он делал, если бы не жена?

Каждая новая реплика произносилась на тон выше. Страсти разрастались крещендо.

– И ты хочешь положить себя на жертвенный алтарь? Во имя чего? Что у него за душой, кроме статеек в Интернете? Или он пишет в стол, как принято говорить? Это не ново. Во все времена бездельники всех мастей прикрывались тем, что пишут в стол и человечество не дозрело до их шедевров. Тогда пусть покажет нам свои гениальные творения.

Чаша терпения Инги переполнилась. Разговаривать с родителями было все равно, что играть Брамса для глухих. Каждый раз все повторялось снова и снова. День Сурка какой-то.

– В конце концов, я могу спокойно выпить кофе? Или мне вообще сюда не приезжать?! – воскликнула Инга и вскочила.

Стол качнулся, чашка перевернулась, и по скатерти растеклось коричневое пятно.

Лев Александрович взял дочь за руку и снова усадил за стол. За годы врачебной практики он отточил до совершенства сочетание мягкости и твердости. Он умел расположить к себе, никогда не возмущался, не кричал и не терял самообладания, и при этом пользовался непререкаемым авторитетом как среди коллег, так и среди пациентов. Недаром он считался ведущим кардиологом страны.

– Не сердись, солнышко. Больше ни слова.

Инга насупилась. Она терпеть не могла ссориться с родителями. Собственно, до появления Бориса они никогда и не ссорились. Говорят, родителям почти всегда не нравятся их будущие зятья и невестки. Простой родительский эгоизм. Привыкли жить единой ячейкой общества, и вдруг их чадо им уже не принадлежит. Своего рода ломка семьи, тектонический сдвиг, а это никогда не проходит безболезненно. Но рано или поздно им приходится примириться.

– Я люблю Борю и, хотите вы этого или нет, выйду за него замуж, – проговорила Инга.

Родители промолчали, но их молчание было красноречивее слов.

– Вы его просто не знаете. Он очень талантливый, но раньше у него не было возможности. Вот увидите, придет время и он станет знаменитым, – сказала Инга, чтобы поставить точку в этом разговоре.

Регина Ромуальдовна, к удивлению дочери, ничего не возразила. Она промокала салфетками кофейное пятно на бледно-фисташковой скатерти и делала вид, что целиком поглощена этим занятием. И все же последнее слово осталось не за Ингой.

– Нельзя остановить зрячего, идущего к пропасти, – сказал Лев Александрович и добавил: – Не хотелось бы, чтоб ты поняла это слишком поздно.

Борис коснулся экрана, и тот мгновенно откликнулся. В этой отзывчивости было что-то доверительное, почти интимное. Человек и машина все больше сближаются. Машина становится частью человека, его продолжением, новым органом чувств. Даже поколение, для которого существование беспроводного телефона было выдумкой фантастов, теперь, позабыв дома мобильник, чувствует себя неуютно. Что же говорить о тех, кто с пеленок забавляется нажатием кнопок! Для них ампутация мобильного телефона – тяжелейшая операция, чреватая депрессией и потерей жизненных ориентиров.

Борис приобрел iPad больше месяца назад, но покупка до сих пор вызывала у него почти детский восторг. Новая игрушка таила в себе уйму возможностей, и общение с ней никогда не надоедало.

Он примкнул к сообществу единомышленников. Они обменивались информацией об интересных приложениях, появляющихся в AppStore, среди которых встречается много полезного. Прежде Борис не вникал в суть программ. Для него компьютер был гибридом печатной машинки и игровой приставки. С iPad он получал удовольствие оттого, что оснащал свою игрушку все новыми фишками.

iPad открывал потрясающие возможности. С ним можно было работать когда и где угодно. Мало того, он гораздо удобнее и компактнее ноутбука. А главное, не нужно ждать, пока он загрузится. Достаточно открыть крышку, и перед тобой тотчас явится все, что пожелаешь: органайзер, записная книжка, фотоальбом, клавиатура, библиотека, Интернет…

Борис уже предвкушал, как засядет за работу, но пока его отвлекали житейские проблемы: поиски квартиры, подготовка к свадьбе. Сначала он нанял риэлтора, но когда они с Ингой отвергли несколько предложений и оказалось, что для продолжения работы риэлтора надо внести дополнительную плату, Инга уломала Бориса заняться самостоятельными поисками, по примеру ее коллеги. Та якобы нашла замечательный вариант обмена без посторонней помощи.

Инга умела убеждать. Борис задним числом ругал себя за то, что шел у нее на поводу. Их досуг был занят просмотром газет, журналов и сайтов, связанных с недвижимостью. Днем, когда Инга была на работе, ему приходилось звонить и вести переговоры о встречах. Поди тут погрузись в большую литературу. Не только любовные лодки разбиваются о быт.

Впрочем, с поисками жилья следовало поторопиться, иначе они до пенсии проходят в женихах и невестах. По их замыслу, они должны были после свадьбы отправиться в собственную квартиру. В этом Борис был полностью солидарен с Ингой. Не везти же молодую жену в коммуналку или, хуже того, в квартиру к змеище теще. С этой коброй недели не проживешь.

Как только главный вопрос решится, можно будет заняться творчеством, а пока, чтобы не терять времени даром, Борис повышал свое писательское мастерство.

Поступая в Литературный институт, он по наивности полагал, что там его научат писать. Но после пяти лет в альма-матер понял, что в Литинституте учат чему угодно, только не тому, как создать роман. Авторов бестселлеров среди преподавателей не наблюдалось. В основном это была старая гвардия из тех времен, когда можно было издать один роман, а потом несколько лет почивать на лаврах. С куратором Борису вообще не повезло. Мастер-класс вел старый пень, который не уставал повторять, что он, будучи молодым, пристально изучал жизнь, делая заметки на салфетках. Видно, этими салфетками давно утерлись, потому что ни одной книги у него так и не вышло.