Гувернантка - Салли Лэннинг

Среди самых противоречивых чувств звучал чистый голосок безусловной радости. Энн дала ей волю. Позже она подумает о неотвратимых последствиях незапланированной и необдуманной беременности. Но сейчас она счастлива. Прихватив пару забытых книг, она поехала в дом Мартина. Проблемы окружили ее словно колючей изгородью, но одно было ясно – Мартину она ничего не скажет. Не сейчас. А может быть, и никогда…

В среду вечером Энн рано отправилась спать. Через пару часов должен был вернуться Мартин, а она не была готова к встрече с ним. Радость, охватившая Энн в ее квартире в понедельник, ушла глубоко в подсознание, а на поверхность выплыли безотчетные, мучительные страхи. Мартин слишком проницателен. Вряд ли ей удастся долго обманывать его. Так что же ей делать?

Единственное, что могла она предпринять, – это сократить пребывание в доме Мартина до двух месяцев, экономить каждый цент, а затем переехать куда-нибудь в Олбани, где жизнь дешевле, и поступить на те же самые курсы медсестер. Заявление об отказе от квартиры она уже написала. Нуждаясь в чем-то привычном и уютном, она надела старенькую фланелевую ночную рубашку и сделала горячего шоколада, перед тем как лечь в постель. Около одиннадцати она забылась в беспокойном сне. Когда Энн вдруг обнаружила себя сидящей на постели с бешено бьющимся сердцем, она решила, что ее разбудили собственные кошмарные сновидения. Затем услышала тоненький тоскливый плач в соседней комнате и, выскочив из постели, влетела к Тори и крепко обняла ее.

– Все в порядке, – сказала она, – я здесь. Ты в безопасности, я не позволю ничему случиться с тобой.

Обхватив Энн тонкими ручками, Тори разрыдалась. Энн покачивала ее из стороны в сторону, бормоча слою утешения.

– Хочешь рассказать мне?

Тори со всхлипами поведала ей путаную историю q черном человеке, который гнался за ней. С тяжелы»! сердцем Энн постаралась рассеять детские ночные страхи и была вознаграждена, когда Тори пробормотала.

– Я рада, что вы здесь. Иногда я с-скуча-аю по маме.

– Я тоже рада, что оказалась здесь, – призналась Энн и почувствовала укол вины за то, что собирается оставить Тори даже раньше положенного срока. Девочке нужна стабильность, а этого-то Энн и не могла ей дать.

Несколько минут спустя Тори обмякла в объятиях Энн, девочка уснула. Очень осторожно Энн опустила ее на подушки, подоткнула одеяло и подвинула поближе Плаша. Глядя на рассыпавшиеся волосы девочки, Энн испытывала ту же нежность, что и совсем недавно к своему неродившемуся ребенку. Если она полюбит Тори, ей будет намного труднее.

На цыпочках она направилась к двери, погруженная в собственные мысли, и уткнулась в человека, стоящего на пороге. С испуганным возгласом она уперлась ладонями ему в грудь.

– Мартин… ты напугал меня!

Схватив за плечи, он вытащил ее из комнаты Тори и закрыл дверь. Затем грубо спросил:

– У нее опять был кошмар?

Мартин так и не убрал своих рук. Он был в брюках и расстегнутой рубашке. Тепло его ладоней возродило желание Энн. Маскируя его злостью, она сказала:

– Тори все еще скучает по матери.

– Я слышал.

Вопрос, на который Энн никак не могла найти ответа, сорвался с ее губ:

– Как ты мог отнять ее у Келли?!

Мартин резко проговорил:

– Давай проясним кое-что раз и навсегда. Мне до смерти надоела роль злодея, отводимая мне в разводе с Келли. Ее второй муж, родословная которого корнями уходит в четырнадцатый век, не пожелал терпеть в своем палаццо чужого ребенка. В особенности ребенка человека, выросшего на задворках Чикаго. Поэтому Келли любезно позволила оставить Тори в привычной домашней обстановке, решив, что так будет лучше для всех.

– Это не…

– За два года до этого у Келли был роман. В Вашингтоне. Она оказалась не настолько умна, чтобы что-то скрывать, поэтому, я обо всем узнал. Она даже не поняла, почему я расстроился. Ты должна знать, что твоя кузина берет то, что хочет в данную минуту. Как ребенок, в жаркий день схвативший коробку мороженого и не понимающий, что мороженое растает прежде, чем он успеет его съесть. Келли не плохой человек. Она просто не понимает, что все поступки имеют свои последствия. И что они обладают способностью ранить других людей.

– Но…

– Мы как-то пережили это. Более или менее. Но затем появился Уго. Келли не любит открытых конфликтов. Поэтому написала мне записку, предоставив самому объяснить все Тори, и улетела в Венецию. Конец истории. Я развелся с ней. И только позже, когда привел Тори навестить Нину, понял, что Келли – несомненно, из лучших побуждений – поведала всем, что я не очень этично обошелся с ней. – Он беспокойно повел плечами. – Я мог бы уличить ее во лжи. Но не стал этого делать. Ради дочери.

Интонации его голоса свидетельствовали в пользу безусловной правдивости рассказа, Но разве интонации Келли в том давнем разговоре казались менее правдивыми? Так правду ли говорит Мартин? Действительно ли Келли жадна, как ребенок, и с детским же пренебрежением относится к тем, кого ранит? Возможно, благоговение перед кузиной сыграло с ней злую шутку, затмив серьезные недостатки и преувеличив достоинства?

Ледяным тоном Энн сказала:

– Когда я в прошлый раз навещала Нину, она показала мне альбом с десятками фотографий, где ты снят с разными женщинами.

– Тебя невозможно переубедить, не так ли? – неприязнью спросил Мартин. – Где бы я ни появлялся, женщины роятся вокруг меня. И в их глазах написано одно – жажда денег. Я не говорю, что у меня не было романов после развода. Но еще раз повторю: за все время нашего брака с Келли я ни разу не изменял ей.

Энн вздохнула поглубже, пытаясь успокоиться, и сменила тему.

– Я не знала, что ты вырос в бедности.

– Я этого не стыжусь. Но и не афиширую.

– Твои родители еще живы?

Мартин отрывисто бросил:

– Я не знал своего отца, он умер до моего рождения. А мать скончалась, когда мне было пять лет, от бедности и переутомления.

Глубоко опечаленная Энн прошептала:

– Ты же был тогда меньше Тори.

– Не надо меня жалеть.

– А где ты жил после этого? – спросила Энн.

– В разных приютах. Иногда бывало лучше, иногда хуже. Но я всегда знал, что сбегу от этой жизни при первой возможности и не вернусь никогда… Не знаю, почему я рассказываю тебе то, что никогда никому не говорил. – Он крепче сжал ее плечи, и в полутьме его глаза сверкнули. – Ты веришь мне, Энн… тому, что я не изменял Келли?

Молчание Энн затянулось. Тогда он произнес, делая ударение на каждом слоге:

– Тебе придется сделать выбор: верить Келли или мне. Одно из двух. А до тех пор, пока ты его не сделаешь, мне придемся вернуться к обещанию, которое я дал перед отъездом на Элыотеру. И на сей раз не пытайся заставить меня нарушить его. Это не сработает.