Остров кошмаров. Томагавки и алмазы - Александр Бушков

Ну а теперь, оставив (не навсегда) Канаду и Индию, мы вернемся в Европу. Коли уж главная тема нашего повествования – Англия, никак нельзя обойти вниманием сложную и крайне интересную тему: отношения меж Британской и Российской империями на протяжении первой половины XVIII в.

В начальный период Северной войны, которую вели меж собой Россия и Швеция, в Англии к России относились с откровенным пренебрежением и за серьезного игрока не считали. Надо сказать, для такого мнения, увы, имелись все основания: в первые годы войны шведы, что уж там, колошматили русских в хвост и в гриву, временами в Европе казалось, что с Россией вообще будет покончено.

Вот только Россия понемногу крепла, набиралась военного мастерства, улучшала вооружения, развивала военный флот…

Прошло не так уж много времени, и ситуация изменилась резко. Британские политики, надо отдать им должное, всегда отличались гибкостью и чуткостью к мало-мальски серьезным политическим и военным изменениям в Европе. А таковые были налицо. Впервые англичане забеспокоились, когда русские в 1709 г. разбили под Полтавой шведскую армию и взяли ее остатки в плен (сбежать в Турцию смог только король Карл Двенадцатый с кучкой приближенных). И совсем уж встревожились, когда в 1714 г. при Гангуте русский флот нанес сокрушительное поражение шведскому. Это имело серьезные последствия и для соотношения сил на суше: русские захватили обширный район шхер, смогли доставить достаточно продовольствия и боеприпасов действовавшей в Финляндии армии, тут же начавшей активные боевые действия. Но для англичан все-таки ключевым словом стало «море». Стремясь завоевать полное господство на морях-океанах, они очень болезненно относились к чьему бы то ни было военно-морскому усилению в Европе. Меж тем были все основания считать, что на европейской шахматной доске после побед России на суше и на море появился новый серьезный игрок, обладавший немалыми задатками к развитию и усилению, – пожалуй что даже ферзь…

В 1714 г. стало известно, что в Балтийское море зачем-то засобирался сильный английский флот. Какой информацией располагала русская разведка (к тому времени неплохо сработавшая в Европе), толком неизвестно, но Петр отправил королеве Анне форменный ультиматум: если ее эскадра войдет на Балтику и попытается предпринять что-то против России, Россия сможет этому эффективно противостоять. Столь серьезные послания на пустом месте не рождаются. Похоже, у англичан и в самом деле были какие-то серьезные планы касательно России – от которых они после послания Петра, взвесив все шансы, решили отказаться.

А через год русская дипломатия одержала нешуточную победу: 17 октября 1715 г. русские послы заключили с Георгом Первым договор, по которому Великая Британия признавала все русские территориальные приобретения в Прибалтике – которую тогда Россия самым что ни на есть законным образом (договоры прекрасно сохранились) купила у Швеции за два миллиона талеров золотом (так что нынешним независимым прибалтийским «супердержавам», выкатывающим России требования огромных денежных компенсаций за «советскую оккупацию», следовало бы сначала вернуть России эти деньги, за которые Россия их честно приобрела на цивилизованном рынке во времена, когда о Советской власти и слыхом не слыхивали).

В этом договоре (по городу, в котором он был заключен, названному Грейфсвальдским) Англия еще брала на себя обязательства о совместных с Россией действиях на море – против шведских пиратов, вовсю грабивших идущие из России английские торговые корабли.

В следующем, 1716 г., такая попытка и в самом деле была предпринята – собралась эскадра из 86 вымпелов, где были не только боевые корабли России и Англии, но и фрегаты Дании и Голландии – им тоже шведские пираты стояли поперек горла. Однако кончилось это предприятие ничем: Англия, да и Голландия тоже, опасались, что разгром шведов, пусть не регулярных военно-морских сил, а пиратов, опять-таки послужит к усилению русского флота на Балтике. А потому действовали вяло, точнее, не действовали вовсе, и весь рейд свелся к простой демонстрации оружия, от которой шведам не было ни жарко, ни холодно. Ни единого шведского корабля не захватили, ни одного пирата не вздернули на рее. Поплавали-поплавали – и разошлись по домам.

Вот тогда Петр, судя по всему, понял, что с Великой Британией каши не сваришь. Девять лет, вплоть до его смерти (1716–1725), все контакты с Англией, любые, были практически свернуты. Россия все эти годы жила так, словно никакой Великой Британии не существовало вовсе.

Сама смерть Петра давно уже вызывает определенные подозрения и позволяет исследователям выдвигать самые различные версии. Говорили, что Петр умер от жестокой простуды после того, как несколько часов провел в ледяной воде, спасая матросов с гибнущего корабля. Грешили на болезнь почек. Некоторые с оглядкой заявляли даже, что всему виной – застарелая венерическая болезнь.

В 1970 г. вопросом занялись профессионалы: комиссия, в которую входили видные медики, профессора Центрального кожно-венерологического научно-исследовательского института. Она тщательно проанализировала все дошедшие до нашего времени описания болезни, нескольких дней перед кончиной Петра. И пришла к выводу: «Петр Первый, по-видимому, страдал злокачественным заболеванием предстательной железы (проще говоря, простатитом. – А.Б.), или мочевого пузыря, или мочекаменной болезнью». Загвоздка в том, что все три диагноза не совпадают с картиной кончины, очень уж внезапной и скоропостижной. Вот тогда-то и заговорили о том, что Петр, возможно, был отравлен. На кого легло подозрение, думаю, нет необходимости объяснять. Вспомнили и о судьбе Павла Первого, в смерти которого «английский след» не видел только слепой.

Прямых доказательств, конечно, не было – да и не будет. Однако настораживает интересный факт: сразу после того, как Петра на троне сменила Екатерина (собственно, марионетка Меншикова), замороженные было на девять лет отношения с Англией восстановились как-то уж очень быстро, даже резко. А у Меншикова давненько уж были с англичанами разные интересные связи, он в свое время даже стал членом Королевского научного общества (из чисто дипломатических соображений, конечно, Меншиков и наука – две вещи несовместные).

В общем, история темная. Доказать ничего нельзя, но и совсем сбрасывать со счетов эту версию не следует. Не раз случалось, что странно и скоропостижно умирали по тем или иным причинам не устраивавшие Великую Британию коронованные особы, государственные деятели или опасные для англичан разведчики (одно такое дело я подробно рассмотрю в следующей книге, потому что оно относится уже к XIX в.).

В 1732 г., уже при Анне Иоанновне, Великая Британия осуществила свою давнюю мечту: добилась у императрицы разрешения торговать с Персией по Волге и Каспийскому морю. Во главе предприятия поставили некоего капитана Элтона. Искать его долго не пришлось – он и так пребывал на русской службе. Однако, оказавшись в Персии, Элтон повел себя своеобразно: «по совместительству» поступил на службу к персидскому шаху и начал ставить на Каспии персидский флот, причем цели этого, в общем, не скрывались: намечалось вытеснить с Каспия русских купцов и сделать англичан монополистами. Все русские дипломатические ноты на этот счет официальный Лондон оставлял без внимания, и в конце концов разозленная этим императрица – уже новая, Елизавета Петровна – английскую торговлю с Персией через Россию аннулировала начисто. Не великого ума была женщина, что уж там (до Екатерины Великой ей как пешком до Луны), но обладала отмеченным многими историками патриотизмом – пусть своеобразным и чуточку сумбурным. А по менталитету была скорее обычной помещицей (даже не из крупных), хорошо понимавшей, что такое торговые убытки.