Лучший день в году - Галина Владимировна Романова

– Пока нет заключения экспертов, мы не можем знать наверняка, отчего он погиб, – вдруг едва слышно проговорила Света, настолько безошибочно угадав его предположения, что Копылову на мгновение сделалось не по себе.

Ничего себе! Это она, значит, шла вслед за каждой его мыслью по пятам?! Или думала так же, как и он?! Что бы сказал Степка, узнай он об этом? Страшно даже предположить. Но он, честное слово, все равно ему скажет.

– Не так уж у него много денег, чтобы он такси за город вызывал, а потом назад сюда на нем катался, – дед тоже не был дураком и пресек его мечтания. – Наверняка попутка.

– А друзья? Мог он кого-то вызвать телефонным звонком?

– Не знаю, – дед вдруг глянул на Копылова безумными глазами. – Он не убивал, понял?! И не смей, слышишь! Не смей даже думать на него! Вот видишь это!

Он вырвал у Светланы послание от Кирилла. И помотал им у Копылова перед глазами, у того аж рябь в глазах пошла.

– Мне бы он никогда не соврал! А ты… А ты, господин полицейский, лучше бы подумал, с чего это папарацци убили сразу, как мы его нашли?! Главное, звоним Генке, приезжаем на адрес, потолклись там, даже не зашли, и тут же убийство! Странно, не находишь, полицейский?! Сначала моя дочка, теперь…

Он тяжело дышал, лицо его сильно покраснело, и сейчас, как никогда, проступил его истинный возраст, состарив, сгорбив, заставив хвататься за сердце. Светлана даже порывалась пару раз вызвать «Скорую». Иван Митрофанович не позволил.

– Я не сдохну, дочка, не волнуйся, – пообещал он ей, но валидол все же под язык положил, вывалив на стол сразу все таблетки из пластиковой тубы. – Мне надо убийцу дочки найти – раз. И Кирюшу – два! Некогда мне умирать. Он вон… – Его узловатый указательный палец ткнул в сторону Копылова. – Восемь лет назад дело закрыл. Посчитал, что самоубийство. А я так не считаю! До сих пор! А то, что этот фотограф убит, меня тем более теперь убеждает в моей правоте. Так-то, детки… А теперь ступайте, худо мне. Отлежаться надо. Если что надо, я тут. Бегать не стану. Кира – дурачок, побежал. Зачем? Почему?

А действительно! Зачем? Почему? Был уверен, что ему не поверят? Не поверят, что он не причастен? А почему? Значит, наткнулся на кого-то во дворе Ильи. Значит, кто-то видел его. Или все же версию с таксистом надо рассматривать как единственно верную?

– Этот лист, – Копылов взял в руки записку Кирилла, намереваясь вообще ее изъять. – Это ваша бумага?

– В смысле? – Дед удерживал записку за край, не позволяя гостю завладеть ею целиком.

– У вас такая бумага для принтера в доме есть? – Копылов удвоил усилия и потянул записку на себя.

– Нет, нету! – воскликнул дед.

И следом произошло неожиданное. Он резво разжал пальцы Копылова, скомкал лист одним движением и тут же, сунув его в рот, принялся интенсивно жевать, судорожно дергая кадыком.

– Что вы делаете?? – ахнула Светлана.

– Он уничтожает улики, – невесело ухмыльнулся Копылов. И покачал головой с осуждением: – Зря вы, Иван Митрофанович, все это… Зря.

Тот с трудом проглотил, долго дышал с открытым ртом. Потом прохрипел:

– Вот найдешь настоящего убийцу моей дочери и фотографа, тогда я тебе эту улику и отрыгну. А бумаги такой у меня в доме нет. Газеты и журналы – сколько хочешь. А такой нет! Все, уходите…

Сильно сгорбившись и без концы охая, дед ушел в дом. Через минуту изнутри на двери лязгнул замок, а еще через пару минут все окошки, выходившие на крыльцо, были плотно занавешены.

«Возьмет сейчас и повесится, – вдруг подумал Копылов. – Прямо как его дочка».

– А может, его дочь не вешалась, а? – дернула его за руку Света, снова заставив понервничать. Что, в самом деле читает мысли, а? – Что там было у твоего спившегося фотографа? Чем он тебе помог?

Он не ответил: почему-то был уверен, что дед теперь, прислонившись к какой-нибудь древней щели в ветхой оконной раме, внимательно слушает, о чем они станут говорить. Копылов жестом указал Свете на машину. Она кивнула и пошла к машине. И заговорила лишь, когда они выехали из деревни:

– Итак, Саша, что было у фотографа?

Копылов со вздохом вспомнил тот день, когда вдовец Геннадий привел буквально за шиворот Илью. Поставил его в центр кабинета и со вздохом проговорил:

– Вот оно – мое алиби! Стоит, Александр Иванович, перед вами. Я долго размышлял и решил, что хватит уже чистоплюйствовать.

Копылов тогда ничего не понял. Честно, был занят чем-то важным и вовсе не имеющим никакого отношения к самоубийству его супруги. Пришлось сосредотачиваться. Внимательно вслушиваться. А когда понял, тут же потребовал подтверждений. И Илья их ему выложил. В таком аккуратном конвертике, стопочкой уложенные подтверждения. На одном из них был запечатлен просто двор, занесенный снегом. На втором – голая женщина на тропинке, ведущей к сараям. На третьем – она же, но более крупно. Собственно, все снимки в конверте хранили ее изображение. Везде она – голая, с несчастным измученным лицом и всклокоченными волосами. Женщина шла к дворовым постройкам. На одном из снимков она туда заходила. Потом вышла уже со следами крови на теле и…

– И с веревкой в руках, – вспоминал Копылов. – Как сейчас вижу ее.

– Веревка в руках? – переспросила Света.

– Да. Стоит возле двери сарая с веревкой в руках и явно не понимает, что происходит. Лицо мученически искажено. Глаза пустые, как безумные. Следующий снимок – она снова входит в сарай. И все… Потом – смерть.

– Значит, она попыталась повеситься, веревка оборвалась. Она взяла ее в руки, вышла на улицу. Подумала, подумала, помотала веревкой и снова зашла, чтобы повторить попытку? – уточнила Света.

По ее тону Копылов понял, что ей мало верится во все это.

– Ахинея! – выдала она после паузы.

– На ахинею похоже, но так было.

Он не стал ей рассказывать, как долго мучился и сомневался во всем. Как проверял, как дотошно расспрашивал экспертов, мотаясь с вещдоком – веревкой – по кабинетам.

– Все в один голос сказали, что веревку завязывали дважды. И место обрыва мне указали точно. И ДНК ее на веревке. И больше ни единого следа. Все было именно так, хоть и выглядит ужасным и притянутым за уши.

– Кстати! – подпрыгнула она на пассажирском сиденье. – А как так получилось, что Илья все это дело снимал?! Почему не остановил ее? И вообще, что он там делал с фотокамерой?!

– Тут мы переходим ко второй части нашего повествования.

Копылов глянул на нее почти с нежностью. Она нравилась ему все больше. Интересно, хороша ли она с распущенными волосами? Неплохо было бы ощутить прикосновение ее прядей к своему лицу, груди.

«Размечтался! – фыркнул бы теперь Степка. – Попробуй для начала внимание ее удержать. Завоевать уважение, а потом уже…»

«Да ни фига бы так Степка не говорил», – понял вдруг с раздражением Копылов. Это он для себя ищет теперь подходящий фарватер, чтобы не торопиться. Боязно, ведь так?