Каменный убийца - Луиз Пенни

Так оно в конечном счете и случилось.

Все вернулись в нормальное состояние, и через несколько минут Гамаши уселись в свои плетеные кресла-качалки на крыльце. В дождливом солнечном дне было что-то умиротворяющее. После ужасной жары и влажности шел мягкий, ровный, освежающий дождь. Озеро было серым, и на его поверхности виднелись маленькие бурунчики. Рейн-Мари отгадывала кроссворд, а Гамаш смотрел вдаль и слушал, как дождь монотонно молотит по крыше, падает на траву с деревьев. Издалека доносились крики белошейной воробьиной овсянки и вороны. Или во́рона? Гамаш плохо разбирался в птичьих криках. Разве что гагару узнавал. Но этот крик не принадлежал ни одной из птиц, которых он когда-либо слышал.

Он наклонил голову и прислушался внимательнее. Потом встал.

Это был не птичий крик. Это был вопль, визг.

– Опять Бин, – сказала Сандра, выходя на крыльцо.

– Ребенку нужно внимание, – заметил Томас из Большого зала.

Проигнорировав их, Гамаш вышел в коридор и столкнулся там с чадом Марианы.

– Так это не ты? – спросил он, хотя и знал ответ, подтвержденный недоуменным взглядом.

Они услышали новый крик, на этот раз еще более истерический.

– Боже мой, что это такое? – У дверей кухни появился Пьер, взглянул на ребенка, затем на Гамаша.

– Это снаружи, – сказала Рейн-Мари.

Гамаш и метрдотель поспешили под дождь, даже зонты не потрудились взять.

– Я пойду сюда! – прокричал Пьер, показывая на домики персонала.

– Нет, постойте, – сказал Гамаш.

Он снова поднял руку, и Пьер остановился на месте. Пьер понимал: этот человек умеет отдавать приказы и знает, что они будут выполнены. Они замерли чуть ли не на целую вечность, дождь струился по их лицам, промокшая одежда прилипала к телу.

Криков больше не было слышно. Но через мгновение Гамаш услышал кое-что еще.

– Сюда.

Длинные ноги легко несли его по выложенной плитняком дорожке и потом вокруг старого дома, где земля после дождя превратилась в месиво. Пьер шел следом, скользя и разбрызгивая воду.

Посреди лужайки на влажной траве стояла садовница Коллин, прижав руки к мокрому лицу. Она плакала, и он подумал, что ее ужалили осы, но, подойдя ближе, увидел ее глаза. Остекленевшие, испуганные.

Он проследил за ее взглядом и тоже увидел. Увидел то, что должен был заметить, как только завернул за угол дома.

Статуя Чарльза Морроу сделала свой неуверенный шаг. Громадный каменный человек покинул пьедестал и теперь лежал на земле, погрузившись в напитанную влагой землю, но не так глубоко, как мог бы. Что-то помешало его падению. Под ним, едва видимая, лежала его дочь Джулия.

Метрдотель замер на месте.

– Боже мой! – выдохнул он.

Гамаш взглянул на Коллин, окаменевшую почище Чарльза Морроу. Она закрыла лицо руками, и ее выпученные голубые глаза поблескивали между мокрыми от дождя пальцами.

– Уходите, – мягко, но непререкаемо сказал Гамаш, встав между ней и ужасной сценой.

Губы ее шевельнулись, но она не смогла произнести ни слова. Он наклонился к ней и услышал:

– Помогите…

– Все в порядке, мы здесь, – сказал он, перехватив взгляд Пьера.

– Коллин… – Метрдотель положил пальцы на ее руку.

Глаза ее моргнули и перефокусировались.

– Помогите. Мы должны ей помочь.

– Мы поможем, – утешительно сказал Гамаш.

Вместе с метрдотелем он провел ее под дождем к задней двери, ведущей в кухню.

– Уведите ее в дом, – велел Гамаш Пьеру. – Попросите шеф-повара Веронику приготовить ей горячий чай с сахаром. И вообще пусть приготовит побольше чая. Я думаю, нам тоже понадобится. «Эрл Грей».

– Je comprends,[42]– произнес Пьер. – Что мне им сказать?

Гамаш задумался на секунду.

– Скажите, что случилось несчастье со смертельным исходом. Только не говорите с кем. Пусть никто не выходит. Вы можете увести туда весь персонал?

– Легко. В такой день большинство предпочитает держаться в доме – работать там.

– Хорошо, пусть там и остаются. И вызовите полицию.

– D’accord.[43]А семья?

– Им я сам сообщу.

Дверь закрылась, и Гамаш остался один под проливным дождем. Он подошел к Джулии Мартин, присел, вытянул руку, прикоснулся к ней. Она была холодной и окостеневшей. Рот и глаза широко открыты в изумлении. Он не удивился бы, моргни она, чтобы смахнуть капли, падающие на ее раскрытые глаза. Он сам моргнул несколько раз, как бы за нее, потом обвел взглядом ее тело. Ноги у нее были переломаны и не видны под статуей, а руки распахнуты, словно она хотела обнять отца.

Долгую минуту Гамаш оставался недвижим; вода капала с его носа, подбородка и рук, проникала за воротник. Он глядел на удивленное лицо Джулии Мартин и думал об исполненном печали лице Чарльза Морроу. Потом он еще раз посмотрел на белый куб, который с первого взгляда напомнил ему надгробие. Что заставило эту массивную статую упасть?

* * *

Когда он вернулся, Рейн-Мари и Бин сидели в коридоре «Усадьбы» и играли в «Я вижу». Один взгляд на его лицо – и она уже знала все, что ей сейчас нужно знать.

– Бин, принеси свои книжки, почитаем вместе.

– Вот здорово!

Ребенок побежал за книгой, но прежде бросил оценивающий взгляд на Гамаша. Гамаш пошел с женой в библиотеку и по пути к телефону рассказал ей все.

– Но как? – проговорила она, тут же проглотив вопрос.

– Я пока не знаю. Oui, bonjour. Жан Ги?

– Только не говорите, что опять хотите попросить у меня совета, шеф. Вы должны использовать собственное серое вещество.

– Как это ни мучительно для меня, но мне и в самом деле нужна твоя помощь.

Жан Ги Бовуар тут же понял, что босс звонит ему не просто от нечего делать. Голос Жана Ги зазвучал резче, и Гамаш почти услышал, как его кресло отъехало от стола.

– Что случилось?

Гамаш вкратце изложил детали.

– В «Охотничьей усадьбе»? Mais, c’est incroyable.[44]Это же одна из самых элитных гостиниц Квебека.

Гамаша всегда удивляло, когда люди, даже профессионалы, полагали, что итальянская одежда высокой моды и дорогое вино являются гарантией против смерти.