Бесы Лудена - Олдос Хаксли

искренне пожелают создать себе условия для познания, едва создадут их – тут Святой Дух себя и явит».

Мы имеем объяснение, почему столь многие благие дела оказываются бесполезными и чуть ли не дурными. Выражение «Дорога в Ад вымощена благими намерениями» следует понимать так: большинство людей, будучи слепы к внутреннему свету, не способны и замыслить нечто действительно доброе. Следовательно, учит Лалеман, деятельность должна быть прямо пропорциональна созерцанию. «Чем пристальнее мы вглядываемся в себя, тем лучше подготовлены к деяниям; чем невнимательнее мы к своему внутреннему миру, тем больше нам следует воздерживаться от попыток творить добро». Как это понимать? А вот как: «Человек усердствует в благотворительности – но каков его истинный мотив? Искреннее желание помочь обделенным? А может, жертвуя беднякам, человек тешит свое тщеславие? Или ему лень молиться и учиться, скучно и тяжело сидеть дома, наедине с собственными воспоминаниями?» Священник может иметь многочисленную и набожную паству, но его речи и труды принесут плод «пропорциональный единению с Господом и отречению от собственных интересов». То, что выглядит как добро, очень часто добром не является. Свою душу спасает набожный, а не деловитый. «Действие не должно становиться препятствием к союзу с Господом; предназначение действий – укреплять узы любви к Господу». Ибо «как существуют гуморы, избыток коих губит тело, так и в религиозной жизни избыток деятельности, не умеряемый молитвой и созерцанием, неминуемо парализует дух». Отсюда и бесплодность столь многих жизней, на первый взгляд достойных, блистательных, продуктивных. Ни один талант не даст плодов, усердие и труды не обретут духовной ценности, если человек не умеет или ленится заглянуть в глубь себя самого, ибо лишь при таком условии можно ожидать озарений. «Искренно молящийся в один год достигнет большего, нежели иной – во всю свою жизнь». Деятельность, направленная вовне, может стать эффективной для изменения внешних обстоятельств, но желающий изменить поведение людей (каковое поведение бывает деструктивным и самоубийственным даже в лучших условиях) – тот должен всечасно очищать душу, дабы она восприняла озарение. Человек внешний, трудись он хоть как император Траян или будь красноречив как Демосфен, «не произведет такого впечатления на сердца и умы, как человек внутренний – одним-единственным словом, если только оно вдохновлено Господом». Никакие усилия, никакая ученость не идут в сравнение с этим словом.

Но каково оно на практике – быть «одержимым и ведомым Святым Духом»; что при этом ощущает человек? Извольте, состояние осознанного и растянутого во времени озарения прекрасно, тонко описала младшая современница Сюрена, Армель Николя, в своей родной Бретани любовно прозванная «доброй». Неграмотная служанка, Армель вела жизнь деятельную (мыла полы, стряпала, нянчила хозяйских детей) и в то же время созерцательную, то есть святую. К сожалению, сама она не могла написать свою историю. Однако нашлась образованная монахиня, которая заставила Армель раскрыться и практически слово в слово передала потомкам ее ощущения и мысли[36]. «Забыв себя и все движения собственного ума, Армель уже не считала, что сама совершает некие действия; она была уверена, что лишь пассивно подчиняется Господу, который задает ей ту или иную работу. Армель казалось, будто и телесную оболочку Господь дал ей с той только целью, чтобы она сделалась обиталищем Святого Духа, чтобы Святой Дух управлял ею. Такое настроение овладело девушкой, когда, по ее убеждению, Господь велел ей освободить для Него место… С тех пор она больше не говорила „мое тело” или „мой разум”; она вовсе запретила себе произносить слова „мой”, „мое”, „моя” – ибо ничто не принадлежало ей, но всё – Господу».

«Однажды Армель сказала, что с тех пор, как Господь сделался абсолютным хозяином ее существа, она сама получила расчет». (Выражение из лексикона служанки на все руки; точно так же до того Армель «рассчитала всех лишних» – то есть дурные привычки и эгоистичные порывы.) «После „расчета” ум уже не вправе был наблюдать за работой Господа в глубинах души; не мог он, ум, ни постичь сути Господних трудов, ни тем более вмешаться в них. Армель представлялось, будто ее ум дежурит под дверью центральных покоев, доступ в которые имеет только сам Господь; будто ум, подобно лакею, дожидается Его распоряжений. Правда, там, под дверью, ум не один – с ним дежурит множество ангелов. Их задача – не подпускать к порогу ничего постороннего». Такое положение вещей длилось, длилось – да закончилось. Господь разрешил сознательному «я» Армель войти в покои собственной души – и узреть божественное совершенство, которым душа была отныне наполнена (и о котором Армель, подобно многим другим, не подозревала). Внутренний Свет оказался слишком ярок для ее глаз, и некоторое время ее тело испытывало крестные муки. Впрочем, Армель пообвыкла и перестала столь болезненно реагировать на факт собственной просветленности.

Эта история интересна сама по себе; и вдвойне интересен самоанализ, которому подвергла себя Армель, ведь он является одним из множества свидетельств, доказывающих, что в основе феноменального «я» лежит «чистое эго», оно же – Атман, имеющее одну природу с божественной Основой всего сущего. Под дверью центральных покоев, «доступ в которые имеет только сам Господь» (пока душа не очистится от себялюбия), между божественной Основой и осознанным «я» пребывает подсознательный ум. Он почти деперсонализирован, но при приближении к феноменальному «я» кристаллизируется в личное подсознательное, где попадается всякая гадость вроде крыс и тараканов, а то и скорпионы с гадюками. В этом-то личном подсознательном и обитает наш внутренний безумный злодей; оно-то и есть гнездо Первородного Греха. Однако тот факт, что эго связано с внутренним маньяком, не противоречит факту другому – что эго также связано (на подсознательном уровне) с божественной Основой. Мы рождаемся с Первородным Грехом, но также с Первородной Добродетелью, или, выражаясь терминами западного богословия, в нас заложено добро, оно же – «искра Божия», «чистая частичка души», фрагмент сознания, не испачканный Первородным Грехом, появившийся из изначальной невинности и называемый совестью. Фрейдисты куда больше внимания уделяют Первородному Греху, нежели Первородной Добродетели. Трещат о крысах и тараканах, а внутреннего Света в упор не видят. Юнг и его последователи – чуть реалистичнее. Ступив за пределы личного подсознательного, они взялись исследовать область, где разум, делаясь все более неперсонифицированным, обретает черты медиума, вследствие чего кристаллизуется личное «я». Учение Юнга перешагивает через внутреннего маньяка, но не доходит до внутреннего Бога.

Повторяю: полно доказательств существования Первородной Добродетели, которая лежит в основе Первородного Греха. Опыт доброй Армель не уникален. Слишком многие познали, что и впрямь есть тайные покои, осиянные светом божественной любви и мудрости. Знание это снизошло и на отца Сюрена