Гиблое место - Тесс Герритсен

— Потому что мы очень далеко от цивилизации, да еще и в низине. Здесь просто нет сигнала, — ответил Дуг.

— Ты уверен, что только из-за этого?

— А из-за чего еще?

— А что, если с внешним миром случилось что-то ужасное? А мы застряли здесь и ничего не узнаем.

— Ну, например, что? Атомная война?

— Дуг, нас никто не ищет. Тебе это не кажется странным?

— Никто пока не заметил, что мы пропали.

— А может, на земле никого не осталось. Все умерли. — Арло медленно обвел комнату затуманенным взором, вглядываясь в колыхание теней. — Кажется, я знаю, кто эти люди, Дуг. Люди, которые здесь жили. Я видел их призраки. Они ждали конца света. Ждали Апокалипсиса. Может, он уже настал, а мы не поняли.

Дуг засмеялся.

— Поверь, Арло, что бы с ними ни случилось, это был не конец света.

— Папа, о чем он говорит? — тихо спросила Грейс из своего угла. Она села, натянув одеяло до подбородка.

— Таблетки затуманили его сознание, только и всего.

— А что такое Апокалипсис?

Дуг и Маура переглянулись, и Дуг вздохнул.

— Это все предрассудки, деточка. Есть такое поверье, что якобы миру, в котором мы живем, придет конец после битвы при Армагеддоне. Когда это случится, избранные Богом люди вознесутся на небо.

— А что случится с остальными?

— Все остальные останутся на земле.

— И погибнут, — прошептал Арло. — Все грешники, которые останутся, будут убиты.

— Что?! — Грейс испуганно уставилась на отца.

— Милая, это чушь. Забудь.

— Но кто-то в это действительно верит? Люди верят, что настанет конец света?

— А кто-то верит в пришельцев. Ну посуди сама, Грейс. Ты действительно думаешь, что людей волшебным образом закинут на небеса?

Хлопнуло и задрожало окно, как будто кто-то царапал снаружи по стеклу, пытаясь пробраться внутрь. Ветер завыл в трубе и раздул пламя в камине, напустив облако дыма.

Грейс обхватила колени руками. И, глядя на колышущиеся тени, прошептала:

— Но тогда куда же делись все эти люди?

Эта малышка — десять с половиной килограммов «нет». «В кроватку — нет!» «Спать — нет!» «Нет, нет, нет!»

Сонные Джейн и Габриэль сидели на диване и смотрели, как их дочка Реджина вертится волчком, словно маленький танцующий дервиш.

— И долго она может так? — спросила Джейн.

— Да уж подольше нас.

— Может, у нее голова закружится, и ее стошнит.

— Может, — сказал Габриэль.

— Кто-то должен следить за режимом.

— Ага.

— Кто-то должен исполнять родительские обязанности.

— Полностью согласен. — Габриэль посмотрел на Джейн.

— Что?

— Твоя очередь изображать злого полицейского.

— Почему?

— Потому что у тебя это хорошо получается. Кроме того, последние три раза я укладывал ее в постель. Она меня не слушается.

— Потому что она поняла: господин ФБР — полная размазня.

Габриэль поглядел на часы.

— Джейн, уже полночь.

Их дочка завертелась еще быстрее. «Неужели в ее возрасте я также изводила своих родителей?» — удивлялась Джейн. Наверное, это и называется «идеальная справедливость». «Погоди, когда-нибудь и у тебя будет такая же дочка, как ты», — вздыхала, бывало, ее мама.

«Вот она и появилась», — подумала Джейн.

Она со стоном поднялась с дивана — злой полицейский в конце концов начал действовать.

— Пора в постель, Реджина, — сказала Джейн.

— Нет.

— А я говорю, пора.

— Нет! — Маленький бесенок пустился бегом, потряхивая черными кудряшками.

Джейн загнала дочку в кухню и подхватила на руки. Это было все равно что держать машущую крыльями птицу — каждый мускул и каждая жилка сопротивлялись плену.

— Не хочу! Не хочу!

— Надо, — сказала Джейн и отнесла девочку в детскую, хотя маленькие ручки и ножки отчаянно толкались и брыкались.

Она уложила Реджину в кроватку, погасила свет, вышла и закрыла дверь. Но крики за дверью стали еще более пронзительными. Не жалобные причитания, а сердитый рев.

Зазвонил телефон. «Ох, черт! — пронеслось в голове у Джейн. — Это соседи, опять жаловаться будут!»

— Скажи им, что пичкать ребенка валиумом — не выход! — попросила Джейн, пока Габриэль шел в кухню, к телефону.

— Нам самим нужен валиум, — заметил он и снял трубку. — Алло?

Джейн устало привалилась к дверному косяку, представляя, какие обличительные речи сейчас льются из трубки. Наверняка это Виндзор-Миллеры, семейная пара лет тридцати с лишним, переехавшая в их дом только месяц назад. Они уже звонили с жалобами раз десять, не меньше. «Из-за вашего ребенка мы всю ночь не сомкнули глаз. А у нас обоих ответственная работа, знаете ли. Неужели вы не можете ее приструнить?» У Виндзор-Миллеров не было детей, и им не приходило в голову, что полуторагодовалого ребенка невозможно включить и выключить, как телевизор. Однажды Джейн украдкой заглянула в их квартиру — ни пятнышка. Белый диван, белый ковер, белые стены. Да они с ума сойдут при одной мысли о том, что липкие детские ладошки могут оказаться поблизости от их драгоценной мебели.

— Это тебя, — сказал Габриэль, передавая ей трубку.

— Соседи?

— Даниэл Брофи.

Джейн глянула на кухонные часы. В такой поздний час? Что-то серьезное случилось, не иначе. Она взяла трубку.

— Даниэл?

— Ее не было в самолете.

— Что?

— Я только что из аэропорта. Маура не прилетела рейсом, на который у нее был билет. И не позвонила мне. Я не знаю, что… — Он помолчал, и Джейн услышала, как где-то сигналит машина.

— Где вы? — спросила она.

— Как раз въезжаю в Самнеровский тоннель. В любую минуту связь может прерваться.

— Может, заедете к нам? — предложила Джейн.

— Как? Прямо сейчас?

— Мы с Габриэлем не спим. Вот и поговорим об этом. Алло, алло!

Видимо, Даниэл въехал в тоннель — послышались гудки. Джейн положила трубку и посмотрела на мужа:

— Похоже, у нас проблема.

Через полчаса прибыл отец Даниэл Брофи. К тому времени Реджина накричалась и уснула — когда он вошел, в квартире было тихо. Джейн видела этого человека за работой в самых непростых ситуациях, на местах происшествий, где плачущие родственники искали у него утешения и защиты. Он всегда излучал спокойную уверенность, от одного его прикосновения или нескольких прочувствованных слов даже самые отчаявшиеся успокаивались. А сегодня сам Брофи выглядел потерянным. Даниэл снял черное зимнее пальто, и Джейн увидела, что сегодня он без клерикального воротника, на нем только синий свитер и оксфордская рубашка. В обычной одежде он казался более уязвимым.