Тигры в красном - Лайза Клаусманн

Она принесла тете стакан и бутылку с молоком. Тетка прижала бутылку ко лбу. Дейзи подумала о том, какое странное воздействие оказывают вечеринки на взрослых, точно это Рождество, когда не соблюдаются никакие правила. Отец и тетя в пижамах — в такое-то время, и ведут себя как ненормальные. Это напомнило ей о тех взрослых фильмах, на которые иногда брала ее мать, там герои говорят что-то друг другу, и все в зале смеются, все, за исключением Дейзи, которая не понимает, что тут смешного.

Как бы то ни было, вечеринка завладела Тайгер-хаусом, и Дейзи ощутила, как предвкушение накатывает на нее волной. Она слышала, как мать открывает окна в гостиных, чтобы проветрилось. За этим последовало громыхание сервировочных блюд, перемежаемое восклицаниями «Черт!».

В кухню спустился Эд, свежий и умытый, в аккуратном, отутюженном комбинезоне. Тетя Хелена попыталась выпрямиться, когда он вошел, но Дейзи заметила неодобрительный взгляд Эда в сторону матери. Внезапно она почувствовала раздражение.

— Мы все завтракаем в пижамах, — высокомерно заявила она.

— А индейцы встают с рассветом, чтобы добыть себе завтрак, — холодно ответил Эд.

— Ну так и завтракай со своими индейцами, — отрезала Дейзи.

— Эд, — вмешался отец, — яичницу?

— Нет, спасибо. — Эд глянул на него и тут же отвернулся. — Я хочу проверить мышеловки.

Кузен покинул кухню, но его неодобрение осталось, отравляя атмосферу утреннего братства.

— Что ж, — тетя Хелена со вздохом поднялась, — мне лучше одеться. Ник, наверное, нужна помощь.

— Готово. — Отец поставил тарелку перед Дейзи.

Она успела запихнуть в рот кусок слегка подгоревшей яичницы, когда в кухню вошла мать.

— Дейзи Дерринджер, — резко сказала она, — убери ногу со стула. И что делает на столе бутылка молока? Оно же прокиснет. — Мать взяла бутылку и огляделась. — Что за грязь? Все эти сковородки, тарелки и стаканы.

— Люди должны есть, — ответил отец, ставя сковороду в раковину. Он подошел к матери. — Даже рядовые получают завтрак, прежде чем их пошлют на смерть.

— Люди должны есть, — она пыталась выскользнуть из его объятий, — но люди не должны столько пить, а затем бездельничать все утро, когда через двенадцать часов должны приехать сто и один гость.

— Бездельничать, ну конечно. Бога ради, сейчас начало седьмого. Порядочные люди еще спят.

Дейзи смотрела на родителей поверх тарелки. Отец улыбался матери, а та была само нетерпение, совсем как Дейзи, когда кто-то пытался намазать ее лосьоном для загара.

— Какой смысл нанимать девушек, если ты не позволяешь им выполнять работу за тебя?

— Просто вымой эти чертовы тарелки, Хьюз! — распорядилась мать и удалилась, оставив на попечение Дейзи и ее отца залитый солнцем кухонный хаос и тарелку с остывающей яичницей.

К середине дня дом охватило безумие. От жары поникли срезанные цветы, несмотря на то что их поминутно поливала одна из приглашенных девушек, стоявшая на страже с кувшином ледяной воды. Рэг-тайм-бэнд «Топ Лайнерс», который мать наняла на большой земле, на жаре тоже завял. Музыканты прибыли взъерошенные и теперь прятались на заднем дворе за ледником. Насколько Дейзи смогла понять, на парней кто-то напал по дороге, и мать велела им спрятаться.

— Они же совсем в хлам! — воскликнула мать, когда отец доставил музыкантов.

— Я бы тоже не отказался сейчас быть в хлам, — сказал отец.

— Ты всегда можешь стащить бутылку джина и уговорить ее, если тебе так хочется, — едко ответила мать. — Хотя, думаю, Хелену тебе уже не нагнать.

На лужайке по ту сторону Северной Водной улицы люди в комбинезонах и рубахах устанавливали эстраду, развешивали флажки и фонарики, втыкали в землю шесты с тиграми. Судя по всему, у них возникла проблема с монтажем сцены под нужным углом, поскольку лужайка сбегала в сторону гавани.

— Они каждый год это говорят, но каждый год как-то справляются, — обронила мать, глядя на Дейзи, но словно обращаясь в никуда.

Эд куда-то исчез, и Дейзи, несмотря на всеобщее возбуждение, изнывала от скуки. Ей было велено подмести дорожку, что она проигнорировала. Вместо этого, стащив на кухне один из маленьких сэндвичей к чаю, ушла к себе в комнату, где и заснула в полуденной жаре.

Проснулась она несколько часов спустя от встревоженного голоса отца.

— Дейзи, — осторожно тряс он ее, — родная, ты не видела маму?

Дейзи непонимающе покачала головой.

— Уже четыре часа. А я не могу ее найти. — Отец оглядел ее комнату, будто ожидал, что мать сейчас выпрыгнет из шкафа. — Ладно. Если увидишь, скажи, что уже четыре. Может, она просто забыла про время.

Отец похлопал ее по ноге и вышел.

Дейзи медленно поднялась и побрела вниз. Дом преобразился. Бабушкина скатерть, гладкая и накрахмаленная, покрывала обеденный стол, посреди которого поблескивали прохладой серебряные вазы, наполненные бодрыми гортензиями и душистым горошком. Снаружи бармен — жесткий воротничок его рубашки промок от пота — расставлял посуду, полировал ведерко для льда мягкой замшевой тряпочкой. Жара все еще была невыносимой; человек, нанятый вскрывать устрицы, бранился на ящики со льдом, зеленый козырек отбрасывал тень на его встревоженное лицо.

Дейзи заглянула в голубую гостиную — недопитый стакан со скотчем потел на маленьком столике. В зеленой гостиной матери тоже не было, как и в кухне, где царила суета. Приглашенная прислуга пыталась остудить консоме.

— Вы не видели мою маму? — спросила Дейзи.

Не получив ни ответа, ни даже намека на то, что ее услышали, Дейзи повысила голос:

— Вы не видели мою маму? Папа ее везде ищет.

Голос прозвучал немного громче, чем она рассчитывала, и женщины разом умолкли, но ни одна даже головы не повернула в ее сторону.

— Возможно, она забыла про время, — смущенно добавила Дейзи, сбавив тон.

Одна из девушек, с темными волосами, прилипшими к лицу, вытерла руки о передник и сказала:

— Там она, — взмах руки в сторону задней лужайки, — с музыкантами.

Остальные посмотрели на нее и снова захлопотали над большой кастрюлей с консоме.

Дейзи вышла через заднюю дверь, аккуратно опустив за собой москитную сетку.

Она обнаружила мать за старым ледником в обществе «Топ Лайнерс». Музыканты пили пиво из бутылок и настраивали инструменты. Мать лежала на спине в траве, уставившись в небо, туфли ее валялись рядом.

— Мама?

Мать повернула голову и, не поднимаясь, посмотрела на нее.

— Дорогая, — сказала она сонно, хотя глаза у нее были открыты, — привет.

— Папа тебя ищет. Уже четыре часа.

— Четыре? Боже мой, мне пора одеваться. — Но даже не пошевелилась. — Здесь так мило и спокойно.