Злые люди и как они расплачиваются за свое зло - Герман Шелков

Поев жесткой и безвкусной каши, я легла спать на лавке в кухне. Так велела мне тетя.

Сама она легла в комнате на диване, взяв с собой свою сумку и приткнув ее к стене. Ночью я проснулась от возни и криков. Жесткая лавка долго не позволяла мне уснуть, а когда это, наконец, случилось, раздались крики. Я вскочила. Тетя и хозяйка ругались и скандалили, выкрикивая ужасные, грязные выражения.

Оказалось, что хозяйка попыталась выкрасть из тетиной сумки бутылку с коньяком, и тетя схватила ее за руку.

«Дрянь! Кошка облезлая!» – кричала тетя. Это были ее самые безобидные слова. Дальше она использовала грязную матерщину, получая в ответ такие же отвратительные ругательства.

«Вот налила бы ты мне рюмочку, ничего бы этого не было!» – оправдывалась хозяйка.

«Я тебе руки переломаю!» – вопила оскорбленная тетя.

Если бы не глубокая ночь, они, наверное, подрались бы. Накричав друг на друга, они все-таки разошлись по своим углам и угомонились. А мне не спалось до утра. Я лежала на лавке с открытыми глазами, и от тоски мне хотелось плакать. Как хорошо было жить у бабушки! А сейчас я нахожусь рядом с тетей Светой, и до чего же это отвратительно!

Я угодила в царство лжи и обмана. Тетя Света врала десяткам людей. Искала впечатлительных, доверчивых мужчин и женщин и обманывала их.

О том, что тетя Света мошенница, ни мама, ни бабушка не знали. Видимо, они вообще плохо представляли себе, кто эта дама, что у нее за характер и чем она занимается.

Тетя Света играла роль добродушной и сердечной женщины, и всегда удачно. Не было тех, кто бы ей не верил. Она никогда не пережимала. Ее благодушие никому не казалось подозрительно преувеличенным. Где и когда она этому научилась, мне неизвестно, как неизвестно и многое другое – где она родилась и выросла и есть ли у нее, например, собственные дети. Но спрашивать об этом у меня не хватило бы духу. Интересоваться биографией тети я бы не решилась. Потому что, выходя из своей роли сердечной дамы, она превращалась в злую ведьму. Срывалась с цепи, как злющая собака. При этом душить в себе и уничтожать все доброе и хорошее ей совсем не требовалось. Поскольку его никогда и не было…

Наконец. мы отправились туда, где жила моя родственница. В небольшой старинный город.

Тетя проживала в частном доме за высоким забором. Ни огорода, ни фруктовых деревьев, даже одной маленькой яблони, я не увидела. Видно, тетя занималась исключительно добыванием денег и хозяйством не интересовалась. И хотя вокруг было чисто, двор показался мне унылым, как и сам дом, недавно выкрашенный зеленой краской.

У тети не было даже собаки.

На крыльцо вышел неприятный на вид пожилой человек с огромной челюстью и крючковатым носом. Натолкнувшись на такого человека на пустынной улице, я бы испугалась. У него были массивные, тяжелые уши и широкие, словно расплющенные ступни.

Я поздоровалась ним, а он в ответ не произнес ни слова. Но я и не удивилась. Люди, пренебрегающие простой вежливостью, притягиваются к таким же, как они сами. Злое к злому. Неприятное к неприятному. И вот невежливый крючконосый человек притянулся к тете. У него и лицо было такое же недоброе.

Стоило мне подумать об этом, как тетя заговорила с ним чересчур грубо: «Что, спишь, сволочь? Смотри, проглядишь мазуриков! В дом заберутся, ограбят! Даром хлеб ешь, Коля. Гляди у меня: выброшу на улицу, в канаву, там и подохнешь!»

Крючконосый Коля не выглядел беспечным, а наоборот, сердитым и недоверчивым. Но тетя явно повышала свое значение, потому и говорила с ним так резко и невежливо.

Мы вошли в дом, и ее лицо сделалось еще мрачнее и недовольнее. Она села на стул возле стола и, глядя по сторонам, стала долго чесать шею и руки. Коля стоял в проеме, ожидая указаний. Я присела на табуретку у стены.

Тетя мрачнела с каждой минутой. Так действовало на нее долгое сдерживание злости. Ведь при людях, на станциях, в поездах, в автобусах и других общественных местах она была принуждена быть милой, особенно в разговорах. А в своем доме ее естественные чувства тут же выскочили наружу.

«Плохая поездка! – объявила тетя, скривившись. – Эта дрянь глупее, чем я думала. Я могла бы взять больше, а взяла мало… Завтра снова поедем, походим по поездам, и если все повторится – смотри у меня! Я даром кормить не буду. Не на ту напала. И промахов тоже не спущу! Если будешь и дальше глупить – объявлю тебя воровкой и отправлю в детскую колонию. Там тебя юные бандитки разорвут, как лягушку!»

Я не знала, что ответить. У каждого человека есть потребности и слабости, но что это за потребность такая – постоянно грубить и запугивать совсем еще невзрослого человека, грозить ему тюрьмой, если тот ничего плохого не сделал? И что это за слабость, если это слабость?

Покойная мамочка любила напевать. Бабушка рассказывала о довоенном времени, когда она была молодой, о поклонниках. Она помнила только хорошее и всегда улыбалась. Как-то раз я прочитала, что улыбка – это уважение к людям и прежде всего к самому себе. И мама, и бабушка любили улыбаться. Значит, они уважали и себя, и других. Какая хорошая привычка – вспоминать хорошее. Или напевать. И если это слабость, то здоровая, добрая.

Тетя Света глядела на меня так, словно я обворовала ее, лишила надежды и радости.

«Иди, затопи мне баню, – приказала она крючконосому Коле. – А я пока посижу, отдохну. Принеси из кладовой колбасы и буженины. И коньяку принеси – ту бутылочку, что в корзине с сеном лежит. Ты к ней не притрагивался?»

«Что ты! – ответил Коля. – Я твое не беру… Я вчера своей водкой лечился…»

Тетя Света вынула из своей сумки оставшуюся еду, и к ней прибавилась другая, еще лучше: вяленая колбаса, окорок, буженина. Появилась баночка растворимого кофе и к нему сгущенные сливки. Появились пирожные – эклеры, трубочки с кремом.

И снова тетя принялась есть и пить, не обращая на меня внимания. Зачем же она пригласила меня к себе, если не видит во мне ни гостью, ни родственницу?

Я смотрела в сторону и старалась не думать о еде. Однако не думать о своем положении я не могла. И о тете тоже не могла не думать. Когда человек действует так грубо и оскорбительно, нетрудно предположить, что вас ждет. Ничего хорошего! Жадность всегда заключается в точном следовании этому пороку. Тете Свете было жаль для меня даже кусочка колбасы. Поев и убрав подальше хорошую еду, она велела мне сварить картошки, дав понять, что это и будет мой обед.

До этого я не различала среди людей злых, коварных и жадных. Я только слышала о них, читала в книгах и видела в кино. Мне казалось, что все люди одинаковы: люди как люди. Теперь я поняла, что мне не посчастливилось, и я угодила к злой женщине, у которой пороков больше, чем у тридцати деревенских жителей вместе взятых, тех, что хоронили мою бабушку.

Но как обходиться с такими людьми, как моя тетя? Что нужно сказать или сделать, чтобы добиться их снисходительности?

Дети, конечно, тоже умеют приспосабливаться, как и взрослые, но им приходится труднее, поскольку они доверчивее и всегда надеются, что плохое вот-вот закончится. Ведь они не знают, из чего складываются и цементируются характеры, и что такое характер, сложившийся на звериной страсти к деньгам.