Повторите, пожалуйста, марш Мендельсона (сборник) - Ариадна Борисова

За спиной продавец нахваливал кому-то ружье:

– Практически классическая модель, не хуже «помповика» подобного класса, а главное – дешевле.

Василий Игнатьевич обернулся посмотреть, что там за ружье… и застыл.

За продавцом по стене, крашенной мутновато и сине, как вечерняя озерная водица, с резвящимися стайками красноперок… прозрачными дымчатыми волнами струился, сетчатым дождем падал волосяной бредень!

Не могло быть ошибки. Это была его, Василия Игнатьевича, работа и песня, его запоздалая увлеченность, его долгие зимние вечера наедине с бубнящим телевизором… Его руки помнили учебу деда Володара. Помнили собственное постижение древнего ремесла вязальщиков, эти нежные узелки, вывязанные крючком Адели с думами о ней, хранимыми на донце самой солнечной памяти.

– Бреднем любуетесь? – переключился продавец на нового возможного покупателя.

– Он продается? – проговорил Василий Игнатьевич охрипшим почему-то голосом.

– Нет, эта самовязка коллекционная, мы ее сами купили. Впрочем, если вы человек состоятельный, есть ей цена.

Просквозив небрежным взглядом по шапке и куртке Василия Игнатьевича, продавец повернул лицевой стороной нацепленный сбоку квадратик ценника.

Цена была большая. Очень. Еще в позапрошлом году Тихонький удивился бы – запредельная цена. Но заказчик, пожелавший остаться неизвестным, заплатил ему больше…

Продавец снисходительно сообщил:

– У нас недавно приблизительно за столько же приобрели одностенку и ряж.

– Тоже из конского волоса?

– Да, тоже. Волосяные сети незаметны в воде и практичны в применении. («А то я не знаю», – усмехнулся про себя Василий Игнатьевич.) Но пользоваться ими владельцы, скорее всего, не будут, – охотно поделился предположением продавец. – Редкость музейного уровня, мастер вообще уникум. Сомнительно, что где-то еще сохранилось старинное искусство вязания таких сетей.

– Кто ж этот мастер?

– Посредник сказал, что вяжет их его дядя. Без работы, говорит, в деревне остался, вот и начал вязать от скуки. Ну и деньги, конечно, а нам – реклама.

– Где, интересно, он столько волос-то берет?

– С какого-то питерского конного завода вроде бы присылают.

…Ошеломленный нечаянным открытием Денисова лукавства, брел мастер-уникум по краю тротуара в стороне от быстроногих толп. Не замечал, что подметает полой куртки фары припаркованных машин. С питерского конного завода, значит, хм-м… То-то волос был чистый, мытый, свернутый отдельными прядками…

Подозревая магазинщиков в сильном превышении стоимости сетей, Василий Игнатьевич думал о шалопае, который втройне больше всучил ему из своего кармана. Как теперь сказать обманщику, что он разоблачен? Хорошо бы добыть где-то волосяное сырье и навязать на сторожевой работе снастей. Сдать их потом в охотничье-рыбачий магазин без посредника, чтобы возвратить этому посреднику деньги, переплаченные мастеру сверх настоящей цены… Забыв о принятом перед собой обещании никого не осуждать, Василий Игнатьевич ругал племянника: «Эх, Дениска, Дениска, «Виагра» ты стоеросовая», – и не находил других слов.

До назначенного времени остался целый час. Скоро тот, кто отвечает за уличный рубильник, зажжет фонари, и желтый электрический свет создаст иллюзию тепла. Пальцы студеного ветра забирались под приподнятый воротник, дергали мерзнущие уши. Не дождавшись сочувствия фонарей, продрогший Василий Игнатьевич зашел погреться в аптеку. В кутерьме людей и вихрей она оказалась оазисом спокойствия. Вспомнив, что хотел купить тонкий резиновый жгут, всегда нужный в хозяйстве, Василий Игнатьевич склонился над стеклянным прилавком.

Корпулентная дама-аптекарша приметила заинтересованность посетителя к бело-синей упаковке с наименованием «Виагра», лежащей отдельно от прочих коробочек. Строго сказала:

– Препарат выдается по рецепту.

Василий Игнатьевич очнулся от размышлений о своей охотничьей прорухе. Погружаясь в жгучий стыд, повернулся было к двери, но дама неожиданно проговорила заговорщицким шепотом:

– Мужчина! Возьмите.

– Спасибо, – он покорно взял высунутую в окошко картонную пачку. В некоторой оторопи отсчитал деньги – таких денег полтора месяца хватало бы на хлеб…

Стеснительным людям всегда трудно отказаться от ловко предложенной покупки.

– На здоровье, – аптекарша кивнула с доброжелательным значением.

Фонари отодвинули сгущенный сумрак. По городу шли и шли юные люди, озаренные улыбками и сердцами, парящими на нитках. Людям было тепло. Несмотря на вьюжный ветер, они ели мороженое и смеялись. Всюду горели неоновые огни, остатки новогодней мишуры посверкивали в окнах. Василий Игнатьевич быстро выкинул коробочку с «Виагрой» в урну, взглянул на часы и побежал к торговому центру.

Долго-долго стоял он на нижней ступени лестницы. Покупатели так и сновали за голубым стеклом первого этажа. Хороший навар будет у Дениса. Продавщиц не было видно, лишь раз мельком Василий Игнатьевич видел чью-то фигуру в бело-розовой форме. Может, и не Любу. Он все равно слышал ее смех. Любин смех звучал в его ушах и продолжал неоконченную улыбку Адели.

А еще откуда-то издалека, наверное из парка, доносилась прерывистая дробь дятла. В феврале дятлы всегда сильнее стучат. «Зовут весну», – говорил дед Володар. А в марте прилетят вороны, в апреле – орлы, коршуны, чайки, за ними – гуси и журавли. Лебеди и утки…

В нагрудном кармане зазвенел телефон.

– Ты где гуляешь?! – закричал в телефоне Денис. – Я у аптеки десять минут торчу!

И вдруг что-то случилось. В голове у Василия Игнатьевича произошла какая-то встряска, какой-то маленький взрыв, и в уши ворвался лихой свист февральского ветра. Дышать сразу стало легко.

– Погоди, Денис, – заторопился Василий Игнатьевич, – я тут… понимаешь, к одному человеку пошел, мне надо очень важную вещь ему сказать. Не жди меня, потом сам на такси приеду, – и отключил телефон.

Он пошел. Взошел по ступеням с чувством, что безрассудный порыв ни при чем, что свое действие он давно и основательно продумал. Это же хорошо, когда человек может греть кого-то и греться сам, чтобы никому не было холодно. И пусть женщины в деревне судачат, пусть осуждают малахольного Тихонького, сколько их душе угодно. Кто они ему такие?..

В ящике моего письменного стола лежит стопка старых журналистских блокнотов с выдранными страницами черновиков интервью и репортажей. На оставшихся страницах – вкратце описанные случаи из жизни, заметки о происшествиях, обрывки разговоров – словом, мелочи, способные пригодиться в рассказах. Теперь такую же мишуру я вношу в компьютерную папку, как, наверное, делают большинство людей, занимающихся литературным трудом. Иногда записки становятся отправной точкой сюжетов, в одну историю могут «вмонтироваться» несколько – вот ответ на частый читательский вопрос: «Ваш рассказ (повесть, роман) – это правда или вымысел?» Но даже если сюжетная канва – плод воображения, текст все равно какой-то частью состоит из реальных подробностей.