Завтрак для чемпионов, или Прощай, черный понедельник - Курт Воннегут

Джимми Валетайн был герой книги, написанной другим писателем, — такой же знаменитый выдуманный герой, как знаменит выдуманный мной Килгор Траут. В той, другой, книжке Джимми Валентайн обрабатывал кончики пальцев наждачной бумагой, чтобы они стали сверхчувствительными. Он был взломщиком сейфов. И его осязание было настолько тонким, что он мог открыть любой сейф на ощупь, чувствуя, как действуют все запоры.

Килгор Траут придумал сына для Джимми Валентайна и назвал его Ролсон Валентайн. Ролстон Валентайн тоже обрабатывал кончики своих пальцев наждаком. Но он сейфов не взламывал. Он так искусно ласкал женщин, что они тысячами становились его рабынями. Ради него они бросали мужей и любовников, как писал Траут, и Ролстон Валентайн стал президентом США, потому что за него голосовали все женщины.

Двейн и Франсина занимались любовью в «Мотеле-люкс». Потом они еще полежали в постели. Постель была мягкая. Франсина была прекрасно сложена. И Двейн тоже был сложен прекрасно.

— А мы раньше никогда не ездили сюда днем, — сказала Франсина.

— Меня тоска заела, — сказал Двейн.

— Знаю, — сказала Франсина. — А теперь легче стало?

— Да, — сказал Двейн. Он лежал на спине, скрестив ноги и заложив руки за голову. Все его тело обмякло, словно в полусне.

— Я так тебя люблю, — сказала Франсина и тут же поправилась:

— Знаю, я обещала никогда этого не говорить, а сама все время нарушаю обещание, не могу иначе.

Дело в том, что у нее с Двейном был уговор — никогда не говорить про любовь. С тех пор как жена Двейна наелась порошка «Драно», Двейн и слышать не хотел про любовь. Это у него было больное место.

Двейн шмыгнул носом. У него была такая привычка — после любовных ласк выражать свои мысли такими пофыркиваниями. И было совершенно ясно, что он хотел сказать: «Ну, ладно… брось… Что с тебя возьмешь?..» И так далее.

— В Судный день, — сказала Франсина, — когда меня призовут к ответу и спросят, чем я грешила на земле, придется мне сказать: я дала обещание любимому человеку и вечно нарушала это обещание. А обещала я не говорить, что я его люблю.

Эта великодушная, любвеобильная женщина, которая зарабатывала в неделю всего лишь девяносто восемь долларов и одиннадцать центов, потеряла мужа Роберта Пефко во вьетнамской войне.

Роберт прошел курс в Вест-Пойнте — военной академии, которая превращала молодых людей в маниакальных убийц для использования на войне.

Франсина всюду следовала за Робертом: из Вест-Пойнта в парашютную школу в Форт-Брагге, потом — в Южную Корею: там Роберт заведовал каптеркой, где снабжали солдат всем необходимым. Оттуда они уехали в Пенсильванию, Роберт поступил в университет за счет армии и получил степень кандидата по антропологии, а оттуда они вернулись в Вест-Пойнт, где Роберт в течение трех лет преподавал общественные науки.

После этого Франсина поехала с Робертом в Мидлэнд-Сити, где Роберт стал инспектором на заводе по изготовлению новых мин. Миной называлось приспособление, которое легко было спрятать и которое взрывалось, когда его случайно как-нибудь задевали. Одним из ценных качеств новой мины было то, что собаки не могли ее унюхать. А в то время в разных армиях обучали собак разнюхивать, где скрыты мины.

Когда Роберт с Франсиной жили в Мидлэнд-Сити, других военных там не было и они впервые подружились со многими штатскими людьми. И Франсина поступила на службу к Двейну Гуверу, чтобы немного подработать вдобавок к заработку мужа и чем-то заполнить время.

Но тут Роберта отправили во Вьетнам.

Вскоре после этого жена Двейна наглоталась «Драно», а Роберта прислали домой в пластиковом «персональном мешке».

— Жалею я мужчин, — сказала Франсина в «Мотеле-люкс». Она говорила вполне искренне. — Не хотелось бы мне быть мужчиной, они так рискуют, так много работают.

Их номер был на втором этаже мотеля. Из широких балконных дверей открывался вид на железную решетку и бетонированную террасу, за ней шло шоссе № 103 и дальше — стена, над которой виднелись крыши исправительной колонии для взрослых.

— Я не удивляюсь, что ты такой усталый и нервный. Будь я мужчиной, я тоже уставала бы и нервничала. Наверно, господь создал женщин для того, чтобы мужчины могли отдохнуть, чтобы с ними хоть изредка обращались как с маленькими детьми. — Франсина явно была довольна таким устройством мира.

Двейн шмыгнул носом. В комнате сильно пахло смородиной от дезинфекционной жидкости с инсектицидом, которую употребляли в «Мотеле-люкс».

Франсина призадумалась, поглядев на стены тюрьмы, где вся охрана была белая, а арестанты почти все черные.

— А правда, что оттуда еще никто не убегал?

— Правда, — сказал Двейн.

— А когда там в последний раз пускали в ход электрический стул? — спросила Франсина. Она говорила про некое приспособление, стоявшее в подвале тюрьмы и выглядевшее вот так:

Это приспособление служило для убийства людей путем пропускания через их тело электрического тока такого напряжения, что тело не могло выдержать. Двейн Гувер дважды видел это приспособление: один раз много лет назад, во время экскурсии членов Торговой палаты по тюрьме, в другой раз, когда это приспособление по-настоящему пустили в ход, посадив туда черного человека, которого Двейн хорошо знал.

Двейн старался припомнить, когда же в последний раз в Шепердстауне казнили на электрическом стуле. Вообще-то такая казнь в данное время не пользовалась популярностью. Впрочем, появились признаки, что былая популярность казни может восстановиться. Двейн и Франсина старались вспомнить, когда же на их памяти в последний раз человека посадили на электрический стул.

Они вспомнили двойную казнь мужа и жены по обвинению в измене. Эта пара якобы выдала другой стране тайну — как делать водородную бомбу.

Еще они вспомнили, как казнили другую пару — двух любовников. Мужчина был красивый, опытный соблазнитель и обольщал уродливых старых женщин с деньгой, а потом он и женщина, которую он любил, убивали этих старух из-за денег. Женщина, которую он любил, была молодая, но назвать ее хорошенькой, в обычном смысле слова, было трудно, потому что она весила двести сорок фунтов.

Франсина вслух удивилась, как это изящный, красивый молодой человек мог любить такую толстую женщину.

— Всякое бывает, — сказал Двейн.

— Знаешь, о чем я думаю? — спросила Франсина.

Двейн шмыгнул носом.

— Как славно было бы устроить здесь закусочную под названием «Курятина фри по рецепту полковника Сандерса из Кетукки».

Все тело Двейна Гувера, такое спокойное и отдохнувшее, вдруг судорожно напряглось, словно в каждую мышцу впрыснули лимонного сока.