Однажды вечером в Париже - Николя Барро

Я подозвал официантку – высоченную, с неестественно вытянутой вперед шеей и большим тяжелым узлом темных волос на затылке – и заказал еще кофе с молоком, надеясь, что после второй чашки мысли мало-мальски придут в порядок.

Спал я плохо. Робер, конечно, молодчина: это утро он мог бы провести дома, благо у него не было лекций, но он согласился прийти в кафе и выслушал мой рассказ о событиях минувшей ночи, моих сомнениях и предположениях. Признаюсь, я вел себя как неблагодарный чурбан, но я же надеялся, что получу более ощутимую моральную поддержку. Я угрюмо посмотрел на друга, который с невозмутимо благодушной физиономией прихлебывал кофе и уплетал круассаны.

– Ну что ты несешь, Робер. Нам слишком мало известно, чтобы вот так сразу объявлять – дела плохи, дела хороши… – сказал я, стараясь рассеять собственные сомнения. – Ладно. То, что она не позвонила, на первый взгляд может показаться странным, но это же совсем не означает, что она… что…

Я замолчал. Вспомнился тот мужчина, которого я видел вчера ночью на улице Бургонь. А если он вышел из квартиры Мелани? Или он вышел из какой-нибудь другой квартиры? Из-за него Мелани не пришла на свидание со мной? Или он просто живет в том же доме? Неизвестность – от нее болезненно сжалось сердце.

Робер допил кофе и смахнул со стола крошки.

– Чего ради, Ален, ты осложняешь себе жизнь? Говорю тебе – забудь ты эту малышку. Уверяю тебя, история куда запутанней, чем ты думаешь. – Наклонившись вперед, он посмотрел на меня в упор своими светлыми, неподкупно правдивыми глазами. – Это же яснее ясного.

Я затряс головой:

– Робер, не может быть, чтобы я так обманулся! Ты не видел, какие у нее были глаза, когда мы прощались. Она хотела прийти, я уверен в этом абсолютно. Случилось что-то очень серьезное, это очевидно. Что-то такое, из-за чего она не может прийти и не может мне позвонить.

– Да-да, ты уже говорил. – Робер нетерпеливо поерзал на стуле. – Но вероятность того, что твоя милашка в тот самый день попала под грузовик или сверзилась с лестницы и сломала ногу, ничтожно мала. Погоди… – Он закатил глаза и якобы занялся вычислениями. – Один шанс из ста тысяч, – по-моему, такова вероятность. Разумеется, ты можешь обзвонить все больницы и полицейские участки Парижа, но лично я убежден: результат будет нулевой.

– Совсем не обязательно сразу думать о несчастном случае, – сказал я. – Может быть, тут что-то другое… Чего мы сейчас даже не предполагаем.

– Видишь ли, у меня как раз есть довольно-таки ясные предположения. Хочешь скажу, какие?

– Нет.

– Итак, – не моргнув глазом продолжал Робер, – оставим в стороне твое шестое чувство и прочие мечты да идеальные представления. Сосредоточимся на фактах. – Он поднял вверх палец. – Я, понимаешь ли, естественник и смотрю на вещи реально.

Великанша с увесистым шиньоном принесла мне кофе. Я стиснул чашку обеими руками. Меж тем Робера было уже не остановить. Излагал он превосходно – понятно, подумал я, почему студенты так любят его семинарские занятия. Он умел держать в напряжении. Поток слов затягивал подобно водовороту, логика обезоруживала.

– Ну-с, суммируем. Ты заводишь разговор с женщиной, которую уже довольно давно держал на прицеле. Она, очевидно, одинока, во всяком случае так она говорит. Разве она не рассказала тебе, что ей все время подворачивались неподходящие парни? О’кей. Вы с ней проводите бесподобный вечер. Прогулка, поцелуи, нежные взоры. Задействована вся палитра, я прав или нет?

Робер, со свойственной ему прямолинейностью, все представил грубо и схематично, но в принципе правильно. Я кивнул.

– Вы прощаетесь. И договариваетесь о встрече в следующую… – тут он выдержал драматическую паузу, – среду.

– Потому что она едет к тетке, – напомнил я.

– Правильно. Она едет к своей старой… тетке! – Он так это произнес, что слово «тетка» прозвучало чуть ли не издевательски. – Далее, вы целуетесь во дворе, время – за полночь, все донельзя банально. Но она не приглашает тебя подняться наверх, в свою квартиру. И не дает тебе номер своего телефона.

Я молчал.

– Она уезжает на неделю к тетке, и ей не приходит в голову дать тебе свой телефон? Притом что она только недавно в тебя влюбилась? Ты пойми, ведь в такой ситуации обычно-то бросаются к телефону каждую минуту. Она женщина, дорогой ты мой. А женщины обожают болтать по телефону. Теперь, друг мой, переходим к архиважному пункту. – Робер грозно воздел нож, наставив острие на меня. – Она вовсе не хочет, чтобы ей звонили. Может быть, это для нее слишком большой риск. Кто-нибудь прослушивает ее разговоры. Кто-нибудь контролирует ее мобильник…

– Глупости! – воскликнул я, чувствуя, что в душе поднимается тихий ужас. – Honi soit qui mal y pense![26]Ты валишь со своей собственной больной головы на здоровую, дорогой мой. И перестань размахивать ножом у меня перед носом. – Я откинулся на спинку стула. – Это, по-твоему, факты? Да ты же нагородил инсинуаций – дальше некуда.

– Я знаю женщин, – коротко ответил Робер.

Он не преувеличивал – он действительно знал женщин, у него их было предостаточно, и мне не раз приходило на ум, что мой друг применял к своим приятельницам тот же научный подход, что и к звездам Млечного Пути.

– Она не такая, – сказал я.

Робер бросил на меня взгляд, полный сострадания:

– Ну, хорошо. Оставим эту тему. Вернемся к нашей небольшой хронике. Мелани…

– Мелани пишет мне письмо, – с торжеством подхватил я. – Разве для этого имелась внешняя причина? Разве стала бы она писать письмо, если бы ей было безразлично, увидимся мы снова или нет?

Робер протестующим жестом поднял руку:

– Минуточку! Это же еще один аргумент в пользу моей теории. Пошевели-ка мозгами. Пишет письмо, а позвонить не хочет. Если бы хотела, спросила бы твой номер.

– О’кей, оставим в покое письмо. – Я почувствовал себя задетым. – Такие люди, как ты, наверное, уже забыли о том, что существуют чернильные ручки.

– Воздержимся от личных выпадов, – сказал Робер с обезоруживающей улыбкой. – Кому что нравится. – Теперь он постукивал ножом по столу. – Неопровержимый факт: целую неделю она тебе не звонит, даже в тот день, когда оставляет тебя на бобах. Притом что ей известен адрес кино. Впрочем, может быть, она настолько старомодна, что не знает, как разыскать в Интернете телефон кинотеатра. Ты сказал, она работает в антикварной лавке?

– Надо же! Оказывается, ты слушал меня очень внимательно.

– Я, Ален, всегда все слушаю внимательно. В конце-то концов, ты мой друг, и твои беды и радости я принимаю близко к сердцу.

– Если оно у тебя вообще есть.

Робер важно кивнул и прижал руку к груди:

– О да, сердце у меня есть. Здоровое, красное и очень темпераментное. Хочешь послушать?