Последняя попытка - Кейт Вудсток

— Э… ми… ли…

— Подними руки и дыши глубже. Кроме того, я вообще не понимаю, как можно Ларри сказать, что его подслушивали! Да он из дому сбежит, вот и все. А что за девочка? Где познакомились? Сколько лет?

— Ги… тарой занимается, там же, в «Детях улиц».

— О, вот видишь! Хорошая девочка, значит. Нет, Ричард Норвуд, ты скажи, как ты собираешься говорить с двенадцатилетним мальчиком про секс? Извращенец!

Ричард Норвуд закрыл лицо руками и захохотал. Отсмеявшись, он серьезно посмотрел на Эмили и сказал:

— Знаешь, с тобой никогда не знаешь, что случится через минуту. Эмили, ты невозможная — но очень интересная. Мне кажется, ты на меня как-то правильно влияешь. Я словно из-подо льда выламываюсь.

— Подснежник!

Теперь они хохотали вместе. Отсмеявшись, Эмили посмотрела на часы и стала торопливо собираться.

— Все, у меня полный завал со временем. Спасибо за кофе, все было замечательно…

Ричард Норвуд перепугался, что она сейчас уйдет, и схватил ее за руку.

— Слушай… ты на этой неделе в зал не собираешься?

— У меня же нет карточки. А самый дешевый абонемент там стоит моей трехмесячной зарплаты. Я лучше дома гантели потягаю. Лежа на диване.

— Я бы мог тебя провести…

Она мягко высвободила. руку и впервые посмотрела ему в глаза.

— Дик… давай не будем усложнять, хорошо? Я уже все тебе сказала, тогда, в зале.

— Я не хочу — так.

— Ричард Норвуд, это очень по-мужски. И по-детски. Не хочу — и не буду. Хочу — буду. А бывает еще: не хочу — а надо.

— Значит, ты тоже не хочешь, чтобы мы… чтобы все…

Она заглянула ему в глаза, и Ричард Норвуд в который раз поразился их отчаянной зелени.

— Я тебе так скажу: наступает такой период в жизни человека, когда он должен максимально трезво оценивать свои желания и возможности. Я не собираюсь врать тебе, что мне абсолютно безразлично, как ты ко мне относишься. Кроме того, ты действительно потрясающе целуешься. Но у нас с тобой нет и не может быть отношений, Дик. У каждого из нас своя жизнь. Пожалуйста, не осложняй мою — ведь ты мой начальник? Ларри привет. Счастливо.

Она повернулась и пошла к выходу, а Ричард Норвуд остался сидеть и смотреть ей вслед.

Тринадцать лет назад его бросила невеста. Сегодня его отвергала женщина, которую он, кажется, полюбил по — настоящему. Ричард Норвуд почувствовал прилив легкой паники. Может, пора идти к психотерапевту?

Иди ровненько, ножки ставь тверденько, плечи расправь, грудь колесом… И не оглядывайся!

Это ужасно, ужасно, ужасно. То, что было в лифте, ужасно. То, что вчера наговорила ему Чикита, ужасно. Все ужасно в принципе.

И друзья эти… тоже хороши! Зачем она вообще обратилась к ним за помощью? Ведь ясно же — никогда она не сможет снимать мужиков так же лихо, как Рози, и удерживать их возле себя так же крепко и понимать их так же хорошо, как Гай…

И кто вообще сказал, что у Гая и Рози все в порядке? Гаю тридцать восемь, а он все один и, скорее всего, так одиноким и останется, потому что нет еще, как ни крути, нормального отношения к таким, как он, и не важно, что Гай на самом деле — отличный парень, добрый, чуткий, отзывчивый, очень умный…

Рози вообще сидит в невестах уже два года, но почему-то никак не перейдет в разряд жен.

И если разобраться, то почему Гай так злится, когда Рози начинает рассказывать про свою свадьбу? Не потому ли, что самому Гаю ни один из его друзей жить вместе никогда не предлагал?

Эмили шла и злилась сама на себя за эти недобрые мысли, но и сделать ничего не могла. Идиотизм ситуации раздражал, как зубная боль. Ведь их с Ричардом Норвудом совершенно очевидно тянет друг к другу, они напрочь теряют голову, оставаясь наедине, и целуется он так, что в себя приходить совершенно не хочется. А Эмили почему-то должна все время бить его и себя по рукам, твердя: «Мы не можем быть вместе!». Можно подумать, к ней женихи в очередь выстраиваются!

И все эти планы Гая и Рози пора выкидывать. Сегодня она им об этом скажет. Ладно уж, на баскетбол можно и сходить, хорошая игра, но потом — все. Ставим вопрос ребром: если сегодня вечером не найдется Эмили Феллоуз подходящий жених, она прекращает сотрудничество с «Гай энд Рози инкорпорейтид»…

И с чувством глубокого облегчения отдается Ричарду Норвуду прямо на рабочем месте. И в спортивном зале. И на заднем сиденье автомобиля. И в кинотеатре. И в библиотеке. И на балете «Щелкунчик»…

Телефон не отвечал, и потому Эмили поехала сразу к Гаю. Тот открыл ей дверь, и Эмили даже испугалась — настолько непривычно выглядел ее старинный друг — приятель.

Во-первых, Гай был босой, в халате, непричесанный и небритый. Это было странно, потому что, по собственному Гая утверждению, мужчина должен быть готов ко всему, и нужно держать себя в товарном виде двадцать четыре часа в сутки.

Во-вторых же, у него было очень странное выражение лица. Какое — то… испуганно — счастливое. Эмили открыла рот, чтобы поздороваться, но Гай приложил палец к губам, схватил Эмили за шиворот и потащил в кухню. Здесь, закрыв дверь, он повернулся к Эмили и просипел:

— Только не ори, он совершенно измучился.

— Кто?!

— Фил.

— Кто?!!

— Фил. Жених Рози.

— Гай, да как ты…

— Заглохни, плесень. Это совершенно не то…

— А Рози? У них же свадьба через неделю!

— Свадьбы не будет.

— То есть как это не будет? Гай, ты соображаешь…

Гай простер руку, и Эмили покорно умолкла. Все-таки в Гае было что-то античное…

Рассказывать он тоже умел. Выяснилось следующее.

Рози не ночевала дома все эти дни, начиная с пятницы. Не звонила, ни о чем не предупреждала, к телефону не подходила. В воскресенье же вечером Фил, к тому времени окончательно деморализованный и отчаявшийся, получил от Рози по электронной почте сообщение, что свадьба отменяется. Якобы она много думала в последнее время — здесь Гай яростно фыркнул — и поняла, что они поторопились с решением о свадьбе. Последним ударом было появление в глубокой ночи курьера на фирменном бронированном микроавтобусе, который привез все бриллианты, когда — либо подаренные Филом Рози Шайе. Несчастный отвергнутый жених заметался по опустевшему любовному гнездышку, а потом понял, что не может оставаться в одиночестве.

К Гаю он приехал в два часа ночи, и до утра они пили русскую водку и говорили, а потом Фил рыдал у Гая на груди, и как-то так получилось, что там же, на груди, и заснул. Но! Не в том смысле, как могли бы подумать некоторые. В чисто платоническом, отчасти даже материнском, то есть братском смысле!

В этом месте рассказа Гай гневно зыркнул на Эмили, но та слушала его завороженно, открыв рот, а это всегда подкупает. Гай смягчился и закончил свой рассказ: