Вакансия третьего мужа - Людмила Зарецкая

– Привет, Настюха. Что это с ней? – Вопрос был адресован Котляревскому.

– Голос пропал на нервной почве.

– Так ей к фониатору надо. Слышишь, Настюха, к фониатору тебе. Я сейчас договорюсь, чтобы тебя посмотрел доктор, который артистов нашей областной филармонии пользует, и сразу после нашего совещания дуй к нему.

Настя замотала головой.

– Что ты, как коза на привязи, головой крутишь? От тебя тут все равно никакого толку нет, ты ж все понимаешь, да сказать не можешь. – Стрелецкий необидно засмеялся. – Да и собрание наше будет недолгим. Что рассусоливать-то? Я уже все решил.

В кабинете появилась Анютка, которая, увидев, что нет Фомина, быстро сориентировалась и начала строить глазки Стрелецкому. Несмотря на всю серьезность ситуации, Насте стало смешно. Она-то знала, что у Анютки нет ни малейшего шанса. Стрелецкий же ее выразительной мимики, казалось, вовсе не заметил.

– Мы еще кого-то ждем? – спросил он у Котляревского.

– Костя Скахин что-то опаздывает, – доложил тот.

– Лады. Начнем без него. Итак, вчера вечером на Егора было совершено покушение. Он принял решение, что будет продолжать борьбу дальше, и я его, как мужика, очень сильно уважаю. Первый вопрос, который я хочу задать вам всем: вы уходите из штаба или остаетесь?

Настя открыла рот, но Стрелецкий протестующе поднял вверх руку.

– Я хочу, чтобы перед тем, как ответить на этот вопрос, вы все хорошенько подумали. С сегодняшнего дня мы все находимся на реальной войне. В ней уже есть первые жертвы, и никто не знает, когда, где и кому будет нанесен следующий удар. Егор принял решение продолжать кампанию. Я принял решение и дальше ему помогать. Это наш осознанный выбор. Но мы не осудим никого, кто примет иное решение. Оставшись с Фоминым, вы все рискуете. Это было понятно с самого начала, но тогда речь шла о карьере и, возможно, о репутации. Сейчас речь, возможно, идет о жизни. И каждый из вас должен отдавать себе в этом отчет.

В комнату вбежал Костя Скахин. Был он взъерошен и расхристан. Даже очки на слишком тонком, не подходящем ему носу сидели как-то криво.

– Простите, – скороговоркой проговорил он, – маму завозил к подруге. Пришлось задержаться. – Его глаза за стеклами очков быстро пробежались по лицам Сергея Ивановича, Насти и Анютки и с некоторым подобострастием остановились на лице Стрелецкого. Тот слегка кивнул головой, приглашая Скахина присаживаться.

– Итак, повторю для вновь пришедших. Готовы ли вы все продолжать кампанию Егора Фомина, несмотря на грозящую вам опасность? Сергей Иванович?

– Готов, – спокойно ответил Котляревский. – Я, Игорь Витальевич, с вами давно работаю и, по-моему, никогда не давал вам повода во мне усомниться. Я пойду до конца и с вами, и с Егором. За эти месяцы я его неплохо узнал. И могу сказать одно: он мне нравится. А что касается опасности, так я бывший военный. Воевать – моя профессия.

– Хорошо. Принято. Ты, Настя? Говорить не можешь, так что либо кивни, либо помотай головой. У тебя это очень красиво получается.

Настя яростно закивала. Ее глаза горели неукротимым огнем, который нельзя было воспринять иначе, как горячее желание продолжать борьбу.

– Ну, в тебе-то я не сомневался, – коротко улыбнулся Стрелецкий. – Вы, молодой человек?

– А что я? Мы с Егором много лет вместе работали. – Костя хрипло откашлялся. – А что касается опасности, так она Егору угрожает. Я человек маленький. Не думаю, что лично мне стоит опасаться за свою жизнь.

– С этим постулатом я, как ни странно, согласен, – задумчиво сказал Стрелецкий. – Мне тоже кажется, что на такой крайний шаг, как убийство, наши противники решатся только в плане Егора. Убивать всех нас не имеет никакого смысла, потому что это не заставит его отказаться от участия в выборах. Физически устранять имеет смысл только самого кандидата, хотя если бы еще два дня назад мне сказали, что это возможно, я бы ни за что не поверил.

– А вы, Игорь Витальевич? – спросил Котляревский. – Устранять вас как главный финансовый источник кампании тоже не имеет смысла?

– Нет, потому что все средства в предвыборный фонд я уже перевел. Кроме того, дорогой Сергей Иванович, уж вы, как никто другой, должны знать, что о себе и своих близких я всегда сумею позаботиться сам. О Егоре, впрочем, тоже. Сейчас с ним на вокзал поехал мой охранник, но как только Егор приедет в штаб, заботу о его безопасности возьмет на себя Михаил. – Он кивком показал в сторону амбала в дверях. – Но приставить охрану к каждому из вас я не смогу, поэтому и спросил о готовности каждого из вас идти до конца.

– Не каждого, – обидчиво сказала Анютка, – вы меня не спросили. Вы, наверное, считаете, что без меня в штабе вполне можно обойтись. Есть я, нет меня – какая разница?

– Ну что вы, милая барышня. – Стрелецкий вновь улыбнулся. – Я ни в коем случае не хотел вас обидеть. И убежден, что вы выполняете очень ответственную часть работы и являетесь полноценным членом штаба. Вы останетесь с нами?

– Да! – запальчиво выкрикнула Анютка и сильно покраснела. – Я, может, много лет о настоящем приключении мечтала. А тут… интересно. И Егор… он хороший.

– Вот и славно. Ну что ж, коллеги, я на этом вас оставлю. А вы дождитесь Фомина и обсудите, какие коррективы необходимо внести в избирательную кампанию в связи со вчерашним происшествием.

До приезда Фомина члены его штаба, вдохновленные беседой со Стрелецким, успели ударно поработать. Настя написала две очередные статьи. Котляревский вызвал Ирину Степановну и обсудил с ней план разноски АПМ (агитационно-печатных материалов), Скахин вычитал ряд текстов на соблюдение всех юридических норм, а Анютка раз пять сварила всем кофе.

В начале первого приехал Фомин. Был он небрит и сильно бледен, но помимо этого ничто в его поведении не выдавало нервного напряжения, бессонной ночи и волнений, связанных с отъездом жены и дочери.

– Катя сильно буйствовала? – Настя написала записку и втихаря показала ее Егору.

– Не сильнее, чем обычно. Она вчера очень испугалась, но, по-моему, не поняла, что Серега погиб по ошибке. Так что сегодня она за меня уже не волнуется, их отъезд восприняла как компенсацию за потерянные нервные клетки, и уехала, предвкушая походы по питерским магазинам. – Фомин невесело усмехнулся. – Так что все ее буйство сводилось к тому, что она раз десять предупредила меня о соблюдении моего морального облика. В том плане, чтоб я не смел водить своих баб в ее супружескую спальню.

– Она что, тупая? – не выдержала Настя.

– Нет, – вздохнул Фомин, прочитав этот бестактный вопрос. – Она эгоистичная и избалованная. Но она Юлькина мать, поэтому давай больше не будем ее обсуждать.

Настя сердито кивнула и насупилась. После того, как она поняла, что рядом с Егором все время будет охранник, а Михаил сразу внушил ей уважение своими габаритами и серьезным обликом, она как-то внутренне расслабилась. В конце концов, Родионова убили не выстрелом, а шилом, и было понятно, что на близкое расстояние к Фомину теперь никто подойти не сможет. Правда, от выстрела в дальнейшем Егор застрахован не был, но Котляревский сказал, что стрелять будут вряд ли.