Вакансия третьего мужа - Людмила Зарецкая

– У вас срок-то какой, – аккуратно спросил он.

– А? Что? Срок? Пять месяцев уже. – Ее рука машинально легла на живот, натягивая ткань домашнего халата, и Бунин увидел, что он действительно уже округлился, хоть и меньше, чем у Иришки. – Значит, на роду мне написано быть матерью-одиночкой. Может, оно и правильно. Может, это расплата за то, что хотела украсть то, что мне не принадлежит.

– А что вы хотели украсть?

– Да не что, а кого. Простите, просто я корректором работаю, поэтому машинально ошибки поправляю, даже в устной речи. А украсть я хотела чужого мужа. Вот и поплатилась. И он поплатился… – Вероника снова горько заплакала.

– Может, вам врача вызвать? – спросил Бунин.

– Не надо. Мне укол «Скорая» сделала. Вы идите, я сейчас лягу. И плакать перестану. Мне ведь сейчас не о Сергее думать надо, а о ребенке. В конце концов, я все равно не верила, что у нас семья получится. Думала, что он и в этот раз к Нине вернется. Так что не было его у меня, не будет и не надо. Сама справлюсь.

Дивясь этой странной логике, Бунин перешел в соседнюю квартиру, дверь которой оказалась незапертой. Свет нигде не горел, из кухни тянуло холодом от явно открытого окна.

– Еще раз здравствуйте! – громко сказал Иван, чтобы не спугнуть оставшуюся одну женщину, притаившуюся где-то в пустынной квартире. – Нина, это я, капитан, то есть майор Бунин!

– Проходите. – Голос шел из кухни, и Иван, не решившийся зажечь свет, практически на ощупь двинулся на этот голос. Квартира Вероники была однокомнатной. В этой было две комнаты. Нина стояла у раскрытого настежь окна, в которое курила, казалось, не замечая октябрьского холода.

– Простудитесь, – мягко сказал Иван, пододвигая табуретку.

– Неважно. Все, что проходит, а простуда проходит, не имеет значения. Важны лишь безвозвратные вещи. Вот Сергея больше нет, это важно. Вы понимаете?

– Думаю, что да.

– А я все думаю: как это? Его больше нет, и он не будет ходить по лестнице, заходить в квартиру, неважно, в какую. Еще два часа назад мне это казалось страшно важным. Какая я была дура!..

– Нина, он оставил вас…

– Вы знаете, он был неплохой мужик. – Она горько усмехнулась. – По-своему неплохой. Добрый, работящий, в руках у него все горело. У него были свои представления о жизни. Как семью содержать, как детей воспитывать. Он эту Веронику завел, потому что перед мужиками в бане было неудобно, что у него любовницы нет.

– Вы так сказали, как о собаке.

– Так он ее и завел, как собаку. И привязался, как к собаке. Которую на улицу не выбросишь, потому что она преданными глазами смотрит.

– Вы столько лет прожили рядом, это трудно, наверное?

– Трудно поначалу, потом привыкаешь. Он все-таки на глазах был, рядом. Можно было не волноваться, где он, что с ним… Вы ведь, мужики, все одинаковые. Кобели… Ну, завел бы он другую любовницу, что бы мне, легче стало? Когда он в первый раз ушел, я, конечно, сгоряча замки поменяла, в дом не пускала, одежду его не отдавала. А потом простила. Видела, трудно ему, мается он. У меня ведь дома ни пылинки, на обед первое-второе-третье и салат. А она пельменями магазинными его кормила. Он за полгода, что у нее жил, на пять килограммов похудел.

Как-то подкараулил меня на лестнице, говорит: «Нина, прости меня. Не могу я без тебя и детей. Хочешь, на колени встану?» Наверное, не надо было его прощать, да сердце женское-то не камень. Да и нос натянуть этой курве хотелось. Она уж такой королевишной мимо меня ходила! Как же, мужика увела! В общем, вернулся он тогда. А потом снова к ней бегать начал. Я даже как-то ходила к ней, просила по-хорошему: поменяй квартиру, переедь ты куда-нибудь, что жилы мотаешь и себе, и мне, и ему!

Так нет, куда ей! Гордячка она. Все учится, все лучше пытается стать. А зачем? Разве ж женскую природу обманешь?

– Нина, а как вы узнали, что ваша соседка беременна?

– Так Сережа сказал. Пришел такой напряженный. Говорит, все, Нина, решился я. Разводимся мы с тобой. Ника ребенка от меня ждет. Маленькому отец нужен, наши с тобой выросли, им я больше ни к чему, а тут, глядишь, пригожусь еще.

– И как вы отреагировали?

– Не обрадовалась. Пятидесятилетнюю женщину нельзя бросать. Подло это. Жизнь прожита, красота увяла, вся в детей ушла, в дом, в хозяйство. Конечно, страшно оставаться одной на старости лет. Да вот все равно пришлось. Видно, судьба такая.

– Вы не просили Сергея передумать, не уходить?

– Нет, не просила. Во-первых, чего унижаться, если уж он так решил. А во‑вторых, я ж его знаю хорошо. Была уверена, что он от пеленок с горшками сбежит и обратно ко мне вернется. Ему уже в его возрасте от жизни тоже ничего не надо было, кроме пива перед телевизором. Какие уж тут дети?

– А что вы имели в виду, когда сказали, что больше не намерены терпеть соседство с Вероникой и вашим бывшим мужем и примете меры, чтобы их больше не видеть? Уж не убийство ли?

– Господь с вами! – Женщина устало потерла лоб. – Я с ним почти 30 лет прожила, разве б поднялась рука его убить? Даже проклясть и то бы не осмелилась. Я просто решила, что раз эта гангрена из нашего дома не переезжает, сама квартиру поменяю. Если Сережа бы ко мне вернулся, то к ней бы дорогу забыл, ему на другой конец города таскаться бы лень было, что я его, не знаю? А не вернулся бы, так мне бы они на глаза каждый день не попадались, душу бы не бередили.

– А скажите, у вашего мужа не было врагов? Кто мог ненавидеть его до такой степени, что решился на убийство?

– То-то и оно, что не знаю. Сережа был очень мирным и спокойным. Не было у него врагов, да и не могло быть.

– Может, на работе какие-то неприятности случились?

– Да что вы! Он же «мужем на час» работал. – Увидев недоумение на лице Ивана, она пояснила: – Ну, знаете, по частным объявлениям мелкий ремонт делал, гвозди вбивал, люстры-карнизы вешал. У него действительно золотые руки были. Ему нравилось. Говорил, сам на себя работаю, ни от кого не завишу. Сколько заработал – все мое. Так что не могло у него быть никаких неприятностей. Из-за криво вбитого гвоздя ведь не убивают.

– По-разному убивают, – задумчиво сказал Бунин. – И из-за гвоздя тоже случается.

Оставив Нину одну, он спустился на лестничный пролет вниз покурить. Несмотря на настежь открытое в квартире Родионовых окно, закурить при жене, точнее, при вдове убитого ему было почему-то неудобно. Подобная щепетильность частенько становилась предметом товарищеских шуток, причем не всегда безобидных, но ломать себя Иван не хотел, не считал нужным.

Тело Родионова уже увезли. На лестничной площадке остался лишь очерченный мелом силуэт, хорошо известный всем гражданам России по многочисленным детективам. Эксперт собирал свой чемоданчик, ребята разбрелись по квартирам искать свидетелей. На площадке так же неторопливо курил, беседуя с экспертом, приехавший дежурный следователь, и Бунин обрадовался, что им оказался его давний друг Александр Мехов.