Севастополь в огне. Корабль и крест - Юрий Суходольский

Кравченко совал свои зажигалки в небольшой костерок и передавал их Вернигоре. Они красиво вращались в воздухе, летели со склона горы и падали один за другим на камышовую крышу пакгауза.

– Здоров ты кидать, Емельян, – заметил Чиж. – Это же саженей тридцать, а то и более.

В это время из-под крыши склада, с другой ее стороны, вырвался язык пламени, и повалил густой дым.

– Все! Уходим! – скомандовал Биля.

На пушечном лафете, не замечая суеты, царившей вокруг и начинающегося пожара, в глубокой задумчивости сидел Ньюкомб.

Вдруг один из солдат, находившихся рядом с ним, крикнул:

– Это снова они! – Он показал рукой вверх.

Ньюкомб мгновенно поднял голову и вскочил.

– Кто хочет заработать?! – крикнул он.

Тут же рядом с ним возник сержант.

– Это другое дело! – одобрительно заметил он.

– По фунту каждому, кто пойдет со мной, и сто тому, кто возьмет хотя бы одного из них живым!

В пакгаузе за спиной Ньюкомба один за одним стали рваться пушечные гранаты. Крыша склада накренилась и тяжело рухнула.

Пот прорезал полоски на пыльных лбах пластунов. Чиж по-собачьи лакал воду из реки, положив руку на штуцер. Кравченко и Вернигора лежали в тени кустов. Даниил отполз в сторону, и его тяжело вырвало от усталости. Один только Биля оставался на ногах. Он поднял голову к зениту, посмотрел на положение солнца, потом достал из кармана медный компас. Чиж отвалился от воды, прилег и подоткнул под голову заплечный мешок.

– Загнал ты нас, Григорий Яковлевич. Мы давно уже ушли от погони, – сказал Чиж.

Биля закрыл глаза, прислушался. Внутри его пропели тончайшие, далекие звуки. Он лег, приоткрыл рот и прижал ухо к земле. Топот ног, бряцание оружия и собачий лай звучали для него совершенно явно. Нет, не ушли.

Один из мастифов Ньюкомба мордой раздвинул виноградные листья, поймал верхним чутьем запах и сделал длинный скачок вперед на своих приземистых лапах. Мелькали в винограднике красные мундиры. Кто-то из англичан на ходу рубил непокорную лозу тесаком. Вышагивал за собаками Ньюкомб в черном рединготе. На плече у него висела короткая кавалерийская винтовка, в кобуре на поясе находился револьвер системы Лефоше.

Ньюкомб на длинных ногах шел быстрее, чем бежал рядом с ним сержант, и смотрел прямо перед собой, в сторону близких гор. Его голова была все время поднята, но он ни разу не споткнулся, хотя вокруг него то и дело раздавалось чертыханье упавших солдат.

Пластуны шли цепочкой по середине реки, чуть поднимая ноги и заводя их в воду с носка, отчего становились слегка похожи на цапель. Чиж был замыкающим. Перед ним, стараясь не отстать от Вернигоры, шагал и шатался от усталости Даниил. Вот он провалился в небольшую яму, поднялся и двинулся было на мелководье, в сторону глинистого берега.

Однако Чиж сразу ухватил его за воротник, вернул на место и заявил:

– Куда? Наследишь по глине так, что нас и через неделю найдут!

Но Даниила все сильнее болтало из стороны в сторону. Он схватился за ветку дерева, содрал с нее листву. Чиж снова выровнял серба и дал ему легкого пинка.

– Пропадем мы с ним! Наломал тут веток, как кабан! – сказал он, обернувшись к Кравченко.

Даниил уже плохо понимал происходящее. Он вдруг остановился, снова пошел в сторону берега, шатаясь, выбрался на него, опустился на большой камень и замер с широко открытыми глазами. Это был тяжелый ступор.

Пластуны собрались вокруг Даниила, быстро обменялись короткими взглядами.

– Раздевайте его! – распорядился Биля.

Мастифы Ньюкомба выскочили к берегу реки и разошлись в разные стороны. К воде подошел Ньюкомб, присел и осмотрелся. Затем он свистнул и послал обеих собак вдоль берега, вверх по течению, туда, куда, как ему теперь было известно, ушли пластуны.

Чиж и Вернигора быстро раздевали Даниила. Тот стоял, как ребенок, совершенно безучастно, как будто все то, что происходило здесь и сейчас, не имело к нему никакого отношения.

– Да повернись ты, бисов сын! – бросил сквозь зубы Вернигора.

– Если он сейчас не отойдет, то бросить его придется. Связались мы с ним на свои головы, – сказал Кравченко Биле.

Чиж и Вернигора завели совершенно голого Даниила в реку и несколько раз опустили в нее с головой там, где у высокого берега чернела промоина. Его начало вдруг колотить так, словно он заплясал какой-то дикий танец. Пластуны подтащили беднягу обратно к камню. Чиж бросил к его ногам обувь и одежду.

– Слушай меня, хлопец, – внушительно сказал Даниилу Кравченко. – Погубишь ты нас! Хоть юшкой изойди, но беги!

Только теперь Даниил начал понимать то, что ему говорили, быстро одевался, стараясь унять дрожь.

– Я могу, да! – сказал он, влезая в широкие штаны. – Выдержу! – добавил серб, обвел взглядом пластунов и вдел голову в ворот рубашки.

Казаки возвратились в реку. Даниил догнал их и занял свое место.

Лай собак, почуявших добычу, теперь раздавался явно для всех. Псы заливались, захлебывались от ярости преследования.

Пластуны вновь пошли по воде той же птичьей походкой и скрылись за поворотом русла Черной речки.

Чиж и Вернигора теперь время от времени делали на ходу ложные выходы из русла. Они проминали траву и кусты, выбегали на берег и закладывали широкую петлю. Потом Чиж остался там, сел на камень, скинул с плеч свой мешок и что-то начал искать в нем.

Пластуны пошли вперед. Только саженях в тридцати они стали выходить на берег по цепочке камней, затем словно просочились через береговые кусты, не оставив после себя ни малейшего следа.

Даниил теперь шел вполне уверенно. Он внимательно смотрел за пластунами и старался повторять каждое их движение.

Чиж привязал к подошвам своих чувяков другие. Каблук на них был впереди, у носка. Он вскочил на ноги, потоптался по земле, сбегал вдоль берега в другую сторону, вернулся. Потом пластун перешел ручей, сделал еще один ложный выход, наломал столько веток, что не заметить этого было невозможно, снова вернулся в реку и исчез в лесу, на другой ее стороне.

Собаки работали по ложному следу Чижа. Они начинали плутать и поскуливать от бессилия. Ньюкомб остановился, внимательно осмотрелся и подозвал их свистом. Тут и там англичане валились на землю около реки, пили, взмучивая ее кристально чистую воду. Собаки вернулись к хозяину и стали виновато крутиться у его ног.

Ньюкомб послал их на другой берег.

– Кромвель, Бул, – туда! – приказал он.

Вспенив воду в реке, собаки с треском исчезли в кустах на другой стороне.

К Ньюкомбу, тяжело дыша, подошел сержант.

– Сэр, мы растеряли по дороге половину людей. Может быть, нам стоит вернуться? – проговорил он.