Вольные стрелки - Михаил Нестеров

– Разлогов будет пытаться перепроверить мою информацию, – продолжал он. – Я не могу «случайно подслушать» или «нечаянно перехватить» какие-то факты. У меня доступ к секретной или в высшей степени приватной информации. Если у Разлогова появятся сомнения в моей надежности, он не станет уповать на внутреннее ощущение очевидности. Ему нужны факты, обоснованные с помощью доказательств. А это не что иное, как перепроверка моей информации. По большому счету, вы как личность Разлогова мало интересуете.

– Да?

Цыплаков в голосе Харламова услышал уязвленную нотку.

– Для него по-настоящему главный вопрос, это какие силы стоят за вами и намечаются ли изменения или дислокация внутри этих сил. Что будут делать те, кто стоит за вами,если вы уйдете со своего поста?

– Значит, ты считаешь, что Разлогов все-таки попытается найти еще один источник информации в нашем отделе?

– И только в нашем отделе, – подтвердил Цыплаков. Эту тему они затрагивали в прошлую встречу. – Как мне показалось, он его уже нашел.

– Если бы мы смогли установить второй источник, мы бы получили возможность сливать Разлогову дезу. Лично мне всегда импонировал «способ Али-Бабы».

Цыплаков согласно покивал:

– «Если на вашей двери нарисован крестик, а стереть его не представляется возможным – нарисуйте крестики на всех дверях, которые найдете вокруг».

Павел вдруг поймал себя на мысли, что в компании Харламова он не только говорил, но и рассуждал в стиле Грина. И невольно сравнил себя с хамелеоном. Он легко приспосабливался к лексикону собеседника и не доставлял неудобств в общении ни ему, ни себе.

Если Павла Цыплакова последнее время и осеняло, то поздно. Он снова вернулся к больной для себя теме под названием «комбат Бармин». Так уж случаен был выбор Глумова? Цыплакову на помощь пришел сам Бармин, как он воспринял все происходящее. Цыплаков с трудом влез в его шкуру, и лицо его вытянулось. Он был в шоке. Только что поднимал тост за здравие жены, а завтра она примет на грудь сто грамм за упокой его души. Да пусть он сто раз продал сто ящиков гвоздей!.. Нет, вид, состояние майора Бармина за несколько минут до его смерти говорили о его вине. Но мало того, что чувствовал вину, он знал о неминуемом наказании. «Может, руки у него тоже в крови, как у меня? – подумал Цыплаков. – Но где найти столько крови на каждого, кто работал на генерала Разлогова? Со мной все более или менее понятно, я представлял службу, созданную министром обороны».

Сбор информации на военнослужащих – специальность Цыплакова. Всего через пару часов он располагал реальными контактами пяти человек, которые, на его взгляд, могли пролить свет на странность, которую он обозначил как «выбор Глумова». Первым в списке был старший сержант Николай Абазе. Он уволился в запас полтора года тому назад. В батальоне его называли бригадиром, и он был доверенным лицом самого командира части.

Инженерный батальон, которым командовал майор Бармин, часто называли штрафбатом. Добрая треть личного состава в нем – это танкисты, артиллеристы, связисты, мотострелки, десантники, в общем, все те, кто избежал дисбата за преступления и был разжалован в «саперы».

Одним из таких «счастливчиков» и был старший сержант Абазе. По сути дела, он отвечал за «дедовщину» в части. Этакий вор в законе, смотрящий за батальон, где был и батяня, и пахан.

Собирая материал на Абазе, Цыплаков для себя уяснил следующее: калымная работа в части доставалась «штрафбатовцам», любая другая – штатникам. Там, где это было возможно, последние батрачили за первых.

Он нажал на кнопку звонка. Дверь открылась, и на площадку смело шагнул парень лет двадцати семи. «Ему на роду было написано сыграть роль странного сказочного существа по имени Полтора Землекопа», – подумал Цыплаков.

Он поздоровался с ним:

– Привет! Вы Николай?

Абазе только теперь догадался бросить взгляд на лестничные марши, уходящие вверх и вниз. Настоящий военный строитель, подумал Цыплаков.

– А вы кто такой? – спросил Абазе.

– Павел Цыплаков. Следственный комитет военной разведки. Вам удобно ответить на пару вопросов дома или выйдем на улицу?

Николай пожал широченными плечами: все равно.

– Я сейчас.

Он скрылся в квартире, закрыв за собой дверь. Цыплаков спустился вниз и подождал его на улице.

Об этом районе он подумал, как о пуховой кладбищенской земле: «Хороший район достался Землекопу... Натурально спальный район. Наверное, здесь даже во дворе ногами громко не топают». И когда из подъезда вышел Землекоп, то подтвердил мысли Цыплакова: прикрыл тяжелую металлическую дверь, чтобы она не хлопнула, и мягкой походкой догнал гостя.

Они начали беседу, как в сериале «Закон и порядок». Там все сцены динамичные, диалоги короткие и на ходу.

– Поговорим о майоре Бармине?

– Разговор о нем содержательным не получится.

– Это еще почему?

– О покойниках хорошо или ничего.

– А ты смекалистый, – заметил Цыплаков. – Выходит, в курсе, что с ним случилось.

– Да, сослуживец позвонил, новостью поделился.

Землекоп был одет в майку без рукавов, тренировочные штаны, кроссовки, на груди болталась золотая цепь. В одной руке он держал борсетку, а в другой – дорогой и стильный мобильник.

– Смерть Бармина вызвала у вас вопросы? – поинтересовался он.

– Да, пару вопросов.

– И какой первый?

– Где он мог подцепить заразу, которая убила его? Самое простое, что напрашивается, – это калымная работа. В вашей части тоже такое практиковалось?

– Как и везде. Но «калым» непременно чередовался с порожняками.

– Работу задаром имеете в виду?

– Сколько, по-вашему, генералов в российской армии? Я скажу, что их больше, чем рядовых. – Абазе ткнул себя пальцем в грудь. – Я ходячая база данных по нашим генералам. И мог бы заработать на этом. Есть такой генерал Калмыков, слышали?

– Ну, конечно. Он из Главного правового управления Минобороны.

– Я могу провести парочку киллеров к его загородному дому так, что и собака не гавкнет и сирена не завоет. Другой генерал – фамилию называть не буду – вроде бы учел все, кроме одного: он думал, что подземные коммуникации, подведенные к его дому, диаметром чуть больше его дерьма. На самом деле внутри трубы можно кататься на скейте. Держиморда. За самую тяжелую работу платил нам гроши. Не позволял нам пользоваться бетономешалкой. Так мы лопатами бетон месили. Вкалывали за троих.

«Насчет Полтора Землекопа – это я в самое яблочко», – порадовался за себя Цыплаков.

Вообще таких, как Николай-Землекоп, в армии называли рабами. Он был прав: сегодня ребята заработают, поставив забор предпринимателю средней руки, а завтра задарма будут месить бетон на генеральской даче.