Улей - Соня Фрейм

Каро изучала политическую конфликтологию, а Леннарт – японистику. Марко (Марго) ничего не изучал, но и со своим мнением не лез. Иногда казалось, что из них четверых здравым умом обладает только Саид, учившийся на программиста, но его никто никогда не слушал.

– Я выставляю твои кадки, Леннарт.

– Каро, а Каро! Ты вообще знакома с такими словами, как «частная жизнь», «личное имущество», «приватная сфера», в конце концов? Почему ты постоянно выносишь наш дом по частям наружу?!

– Частное имущество? Чувак, ты против капитализма!

– Но это не значит, что у меня нет своих вещей! Уму непостижимо! Ну что ты молчишь, Саид? Скажи что-нибудь…

Ему хотелось крикнуть, что они живут в дурдоме, но вместо ответа он только еще глубже вжался в диван.

– Кто-нибудь из вас уже займется домом или нет?! – рявкнула им обоим Каро и вылетела из кухни.

* * *

Саид Хальфави легко писал в голове портреты других людей, как это было с Леннартом, Каро и Марго. Но о себе, как все стеснительные люди, не умел и не любил рассказывать.

Во-первых, он не немец. Как и все дети разноцветных мигрантов, Саид обитал в этой стране за скобками. Типичное дитя гетто, родом из Нойкёльна в Берлине, где высокий уровень преступности, низкая стоимость аренды, антисоциальные граффити на стенах и в каждой подворотне банда. В большинстве домов по-немецки говорит только домоправитель. Разбавляют арабо-турецкий колорит района бомжующие художники да нищие студенты. Это не то, что видят в туристических буклетах. Это злачная, «донерная» Германия, которая прячется за кулисами. Вот из этой Германии он и был родом.

Его родители прибыли сюда на волне трудовой миграции из Сирии и выбили себе грязным трудом место в этой стране. Сначала мыли полы, потом продавали овощи, а теперь у них свой маленький магазин. Но для большинства мигранты и их дети – паразиты «Харца IV»[8], «черные», религиозные фанатики и террористы. Спасибо, что хоть репутацию наркоторговцев и сутенеров у арабов здесь отбили турки.

«Ты можешь поступить в один из самых элитных университетов, жить по законам и дружить с каждой падлой на районе, но своим никогда не будешь!» – сказал ему Махфут в качестве братского напутствия, когда Саид поступил в Университет Тюбингена.

«А кто – свои? И кто – чужие?» – огрызался Саид.

Махфут хмыкнул и бросил ему напоследок:

«Научись уже отличать собак от волков».

Он, видать, это умел. Поэтому из принципа не получил нормального образования, перебиваясь на разовых заработках, а по вечерам торчал со своей бандой в импровизированной звукозаписывающей студии, где читал рэп. Пару раз попадался за хулиганство, и его путь всегда был для Саида плетью, гнавшей прочь от дома.

«Что бы ни встало на твоем пути, не пересекай черту закона», – твердил он самому себе, потому что боялся, что скатится. Примеров в Нойкёльне хватало. Почти все, с кем он учился, в итоге сели за решетку или огребли общественных работ.

Пришлось зарубить себе на носу: хочешь быть принятым, не нарушай правил, живи по ним, даже если писал их не ты.

Он примерно отучился в школе и переехал в этот город пряничных домиков и элитного высшего образования. «В люди выбиться решил!» – снова припечатал его голос старшего брата, и Саид невольно сжимал кулаки. Невежество как форма гордости – это комплекс Махфута, не его.

«Я буду другим, – решил Саид. – Мама с папой заслужили лучшего. И я последний, на кого они рассчитывают. Махфут в силу тупости не понимает, чего им стоило выучить язык, вжиться, наступить на горло себе и своей культуре. Для немцев мы все – донерщики. Вот я и докажу, что не хуже тех, кто пишет правила для нас…»

Из пестрого Берлина он попал в реальность симметричных лужаек и швабской предвзятости и хапнул южнонемецкого «гостеприимства». Поступил в элитный университет? Молодец, тогда с тебя спрос вдвое больше, чем с немецких студентов! Хочешь, чтобы тебя обслуживали лучше, не смотрели как на говно, обращались как с человеком? Улыбайся, пока рожа не треснет, и дай понять, что у тебя высоколобые интересы и мусор сортировать умеешь.

А в Берлине ни перед кем стелиться не надо было, это свободный город…

«Вот ты какая, жизнь за пределами», – мрачно думал Саид, когда то и дело ловил на себе косые взгляды.

Иногда слова брата всплывали в голове, но у него хватало мозгов, чтобы не делить людей на волков и собак и пытаться дружить со всеми…

* * *

Телефон в кармане завибрировал. Он глянул на дисплей.

«Quand le bateau coule, les rats partent les premiers», – написал ему Нико.

«Et qui est le rat?» – быстро отбил Саид на всплывшей клавиатуре.

«Tous»[9], – последовал ответ.

Пальцы Саида так и застыли. Все, значит, «Невидимой армии» больше нет.

Эта старая пословица была их кодовым обозначением. Прямым текстом о своей тайной деятельности они никогда не писали: паранойя хакеров всегда оправданна.

Саид решил пока ничего не отвечать, но на душе скребли кошки.

Как только Леннарт вышел из кухни, чтобы спасти свою петрушку, он быстро набрал Нико.

– Эй? – спросил Саид в тишину.

– Я тут, – ответил он.

Что-то в его голосе было странным, он звучал так, будто потерял что-то или кого-то.

– Как… как прошло? – был первый вопрос Саида. – Они все ушли?

– Да. Сказали, в этом нет смысла. Потому что он мертв. Ты приедешь?

– Я не могу. У меня сейчас проблемы с университетом. Мне надо кое-что решить…

– Тогда я приеду, – оборвал его Нико.

– А как же школа?

– Я больше в нее не вернусь.

– Нико…

– Во всем этом нет смысла. Жалко, что тебя не было. Могло бы быть иначе.

– Мне тоже очень жаль, правда. Но я не мог: у меня есть и другая жизнь.

– Как и у всех вас, кроме меня, – эхом отозвался Нико.

– Послушай… ты сейчас расстроен. Не надо ничего решать на горячую голову. Я освобожусь в выходные и приеду, обещаю. Ты в Варшаве или вернулся в Брюссель?

Нико просто отключился, оставив Саида в тревоге. После неудачной вылазки в «Прометей» все пошло вкривь и вкось. Но больше их косяков Саида беспокоило состояние младшего друга.

Все знали, как он привязан к Винсенту. Нико боготворил его, несмотря на довольно пренебрежительное отношение того. Хотя Саид замечал, что эта связь все-таки была двусторонней. Винсент по-своему заботился о Нико, ровно настолько, насколько способна заботиться такая эгоцентричная и сумасшедшая свинья, как их мертвый предводитель. Покровительствовал, проводил с ним больше времени, хотя тот был совсем щеглом…