Филин с железным крылом - Лариса Петровичева

– И что будет дальше? – спросила она. Лишь бы с Верном все было в порядке! Только как он догадается, где ее искать…

«Как бы подать ему знак?» – подумала Антия.

– Аль-Адун говорил, что вечером Карис, мир с ним, призовет вас к себе, – ответила Джария.

«Охочи до молодого мясца», – рассмеялся Джес в памяти Антии. По спине будто пробежали ледяные пальцы.

– Что ему нужно? – не отставала Антия. – Экземпляр в коллекцию? Живой или мертвый?

– Что вы, саидати! – хором воскликнули девушки. – Нет мертвого среди морей, нет смерти под волнами! Султан, мир с ним, не убивает чудеса, а сохраняет их!

Вопрос слетел с языка Антии сам по себе:

– А нет ли в его коллекции маленькой белой мыши?

Джария и Адиба переглянулись. В глазах служанок мелькнул страх.

– Есть, саидати. Раз в год она принимает человеческий облик, – ответила Адиба. – Становится девушкой с белыми волосами и поет так тоскливо, что все здесь плачут.

– Вы ведь знаете о ней, саидати, – сказала Джария.

– Я знаю человека, который ее ищет, – промолвила Антия. – И надеюсь, что он придет сюда.

Девушки переглянулись и больше не задавали вопросов.

В какой-то момент Верн устал настолько, что решил спуститься и пойти пешком.

Он как раз пролетал над пустошью Аанунти, огромной равниной – когда-то на этом месте три армии схлестнулись в битве, и с тех пор никто здесь не селился и не пахал земли: слишком много крови она впитала, слишком хищные призраки бродили среди высоких стеблей солнечноголова. Приняв человеческий облик, Верн запустил перед собой крошечный шарик, который прокладывал дорогу среди трав, и неторопливо побрел за ним.

Над пустошью плыл сухой запах растений, такой густой, что Верн невольно вспомнил о горьких степных винах. Где-то справа беспечно щебетали птицы, которые забыли, как выглядят люди, – Верн удивлял их и даже забавлял. По самому краю пустоши шла железная дорога, и жители Ашх-Анорна встревоженно смотрели на Аанунти из окон вагонов, боясь увидеть призраков и мечтая об этом, – этим все общение и ограничивалось. Мир велик, в нем есть и хорошие места, а мертвые земли лучше оставить мертвецам.

– Khra-an!

Прямо перед Верном поднялся копейщик – невысокий, кряжистый. Черные прилизанные волосы были заплетены в тугую косицу, когда-то яркий халат превратился в гнилое рванье, в провалах глазниц недобро приплясывали алые огоньки. Среди острых белых зубов мелькнул зеленоватый язык, словно змея высунулась из норы.

– Khra-an, – без прежней злости повторил призрак, понимая, что это ему надо бояться Верна, а не наоборот. «Прочь!» – перевел Верн и небрежно махнул рукой. Подул ветер, подхватил копейщика и понес над травами.

По пустоши пролетел стон. Верн покосился влево и увидел отряд варандийской пехоты: кожаные доспехи, маленькие круглые шлемы, ярко-синие перья плюмажей. Варандийцы погибли смертью храбрых – в телах виднелось столько ран, что лицо Верна невольно дернулось. Они не стали нападать, ничего не сказали – просто смотрели на идущего, и Верн чувствовал их взгляды на спине.

Ардион непременно сказал бы, что пустошь полна природной магии. Он выпил бы этих несчастных призраков, осушил бы их до дна – и пустошь наполнилась бы жизнью, здесь появились бы хутора и распаханные земли, здесь паслись бы рыжие лошади, и Верн не знал, почему все это кажется ему неправильным.

Он никогда не жалел призраков. Просто знал, что они бывают и как с ними обращаться – но сейчас ему сделалось тоскливо.

Тропинка бежала перед ним, расталкивая пижму, зверобой и алые брызги дикого мака. Головки цветов недовольно качались, и Верн почти слышал их сердитые голоса. Издалека донесся гудок паровоза. Верн подумал, что ночевать ему придется здесь, и решил мышковать – здесь полно полевок и сусликов, вон один отбежал от тропинки и застыл с изумленным видом. Как удивилась Антия, когда Верн признался, что ест мышей в своем птичьем облике! Как-то она сейчас?

Ее не отдадут Ардиону – и это хорошо. Кракен и Солнечный Кормчий поддерживают нейтралитет, понимая, что друг без друга им не обойтись, но Безликие султаны никогда не упустят случая устроить Ардиону маленькую гадость. Он даже не узнает, у кого спрятана сбежавшая демоница, а Карис будет наблюдать за его поисками и смеяться.

Верн сорвал травинку, сунул в рот. Он знал дорогу к островам Кариса, но пока понятия не имел, как вытащить оттуда Антию. Понятно, что воздухом – но Верн сомневался, что донесет девушку до берега в когтях. А взлететь ему придется высоко: Кракен умеет поднимать такие волны, что они дотрагиваются до ладьи Солнечного Кормчего. Разве что поискать на пустоши дикое зеркало и попробовать уйти через него. Тут они наверняка еще растут.

Впереди среди зелени замаячило что-то алое.

Верн остановился, постоял, вслушиваясь в едва уловимую речь пустоши. Он не стал убивать призраков, и теперь она негромко говорила с ним, рассказывая о своей простой жизни: семействе сусликов, что поселилось у ручья, двух степных котах, устроивших драку за самку, и стайке тонконогих антилоп, которые недавно прошли к северу.

Пустошь наполняла жизнь, но людей здесь не было. Никого, кроме Верна.

Он пошел дальше. Тропинка делала петлю вправо, огибая препятствие, и там Верн увидел лежащего в траве человека.

Он был мертв. Судя по золотисто-коричневому цвету лица, его убила и высушила отдача от сильного магического ритуала, проведенного около недели назад. Верн не удивился бы колдовству на пустоши – где бы еще колдовать, как не здесь, но… Он шагнул к мертвецу, присел рядом на корточки и понял, что именно было не так.

Алое шелковое одеяние с золотой каймой на рукавах и вышитой вязью молитв. В точности такое же, какое носили жрецы пирамиды Ауйле. Верн мог бы спутать фасон, но не длинные буквы таллерийского языка с подчеркиванием гласных.

«Пусть придет солнце и развеет мрак, и изгонит зло и грех…»

Сдержав липкий озноб, Верн перевернул мертвеца, заглянул в лицо – да, этот сильный молодой мужчина еще месяц назад служил при пирамиде с Лефером, а потом куда-то пропал. Сунув руку за шиворот, Верн вытянул подвеску с золотым перечеркнутым кругом, подержал ее на ладони и, отстегнув, перевесил на свою шею. На какое-то мгновение его охватила брезгливость, но Верн почти сразу совладал с ней.

Жрец пирамиды Ауйле, который пришел из Таллерии в Ашх-Анорн так, что никто этого не заметил. Жрец, который должен был провести магический ритуал на пустоши.

Что ж, если посмотреть на то, что от него осталось, то сразу станет ясно: жрец провел ритуал, который оказался успешным. Интересно, понимал ли он, что умрет? Или просто делал то, что ему приказал Лефер, и прикидывал, как отсюда добраться до пирамиды в Арх-Аман?